Извилистый путь - [70]

— Первое было, — чтобы не нападал на графа, а второе, — чтобы запомнил это, — теперь презрительно произнес я. Тут гномы, наконец, опомнились, пришли в себя, и мой бок обожгло жгучим огнем, а стоявшие сзади сбили меня с ног и начали пинать своими коваными сапогами.

— Все же убили, гады! — прошамкал я разбитыми губами. — Но хоть солнце увидел!

Не знаю, последнее я сказал, или только подумал, но это было действительно последним, что я запомнил, погружаясь в темную пучину, спасающую от боли.

— Мммммм, — стон вырвался с моей груди, так как сдержать его не представлялось возможным. Я прислушался к себе и понял, что, как минимум, два ребра были сломаны. К ним прибавлялась рука, была отбита спина и разбита в сплошной синяк нога. Правый глаз заплыл, левый с трудом, но видел. Зубы во рту были целыми, что не могло не радовать. Сгустков крови и корки на лице не было, значит, меня немного помыли. Прислушиваясь к себе дальше, я понял, что сломанная конечность — в лубках, ребра спеленала тугая повязка. Подняв относительно целую руку, я поморщился от боли и оглядел ее. Синяки были всех возможных цветов радуги, но по краям уже начали желтеть.

«Хоть что-то радует», — вздохнул я и снова поморщился от боли в ребрах. Живой, и это главное, а остальное — зарастет, как на собаке.

Послышался скрип открываемой двери, я опустил руку на кровать и прикрыл глаза.

— Блин, челюсть болит! — прогудел знакомый голос.

— А ты не разговаривай, меньше болеть будет! — поддел его другой.

— Да иди ты! Аййй! — зашипел первый. — Очнется, я ему вломлю.

— Смотри, чтоб я тебе не вломил потом (ага, а это уже Кардарол).

Первый промолчал, и шаги приблизились к моей постели. Вошедших было трое, и они закрыли свет, падающий с окна.

— А может он так и подохнет? — презрительно сказал все тот же славноизвестный начальник стражи. — Дней пять уже так лежит.

— Не дождешься, ссыкун! — опережая все возражения, заявил я. — Ты только тогда, когда солдаты противника держат руками, махать горазд. А на поверку — сопля, — зло сказал я. — А, ну еще и на больных можешь бросаться, это я тоже вижу! Я бы в тебя еще плюнул, но слюну жалко!

Гном взревел, бешено выпучив глаза, а Оштарнор и еще какой-то гном удержали его за руки. Я отвернулся к стене, не обращая внимания на яростно вопящего гнома.

— Эй, солдаты, заберите этого невменяемого! — крикнул незнакомый гном, и в комнате враз появились четыре воина, и выволокли того вон. Когда за ними захлопнулась дверь, незнакомец вздохнул, и обратился к Оштарнору:

— Как он меня достал! Поперек горла стоит, вечно у него какие-то инциденты происходят. Солдаты давно уже жалуются, а еще и это происшествие. Что думаете, почтенный Оштарнор?

— Совет будет думать, да и трибунал будет разбираться со всеми теми случаями. А пока, давайте поинтересуемся самочувствием моего подопечного.

— Эрландо, как ты себя чувствуешь? (а это уже ко мне.)

— Препакостно, но могло быть хуже… Жить буду, скорее всего.

— Вот и отлично, а хуже могло быть однозначно. Солдаты тебя только с ног сбили, да приласкали несколько раз, а месить начал именно Горенро, когда поднялся. Вовремя я солдатам приказал его успокоить.

— Спасибо вам огромное, дедушка Ош, — улыбнулся я разбитыми губами. Стражник удивленно повернулся к Оштарнору, но тот доверительно махнул рукой:

— Все нормально, Соренро. Он — отличный малый, мы с ним давно на ты.

— А, — понимающе кивнул Соренро.

— Эрл, это мой друг Соренро, он — начальник третьего корпуса подгорных войск.

— Как вы уже знаете, меня зовут Эрландо Эрнст.

— Да, мой друг меня уже просветил. И много чего интересного рассказал! Ты довольно занимательный малый!

— Не исключено, — вяло улыбнулся я.

— Пока ты здесь отлеживался после руко… Нет, ногоприкладства небезызвестно тебе отвечающего начальника за дозор у восточного входа, уже состоялся малый совет старейшин, на котором рассматривались твои дальнейшие перспективы.

— Простите, что перебью, но я хотел бы поделиться парочкой своих соображений. А. — Убивать меня не будут, по крайней мере, сейчас, захотели бы, сразу же прикончили. Б. — Есть вероятность, что меня скормят какому-то ритуальному чудищу, наподобие эльфийского Дуба. Ну, и не очень веселый пунктик для меня — В. На мне будут ставить различные опыты, в начале под жесточайшими пытками выведав у меня все, что может взбрести в голову, а потом проверят, без каких частей тела я могу жить. Брр, аж жуть взяла!

— Меня тоже жуть взяла, — честно признался Оренро, немного опустив голову, и глядя на меня из-под бровей. — Хорошо же ты охарактеризовал нашу расу и наших старейшин, вернее, мастеров, и приписал нам кучу ерунды. Уж очень кровожадными мы у тебя получились.

— Ну, после вашего начальничка и не такую чушь подумать можно! — слегка кивнул я, сразу же поморщившись от боли. — Так что, не судите строго, я на всякий случай готовлюсь к худшему.

— Не переживайте. Максимум, что вам могут сделать плохого — это сослать в шахты, приговор чуть полегче и менее болезненный — отрубить голову. Скажу тебе по правде — лучше голову отрубить, чем оставшиеся несколько лет до мучительной смерти работать на серных рудниках. Ну а один из самых хороших вариантов — вас оставят жить здесь навсегда. Чтобы наш секрет не выдать.