Извилистый путь - [52]

Глава VI

Крепость Сарантай. Много крови героев.

— Заварушка была славной, — сказал эл Солен, стаскивая шлем, когда за последним всадником захлопнулись ворота, и стрелы застучали в литую сталь, украшенную все теми же барельефами, изображавшими тех странных низкорослых людей. Волосы его на лбу слиплись от пота, стекавшего в глаза. Расстегнув ремни и сбросив на землю латную перчатку, он отер лицо рукой.

— Было жарковато! — подтвердил его старый друг и упал с лошади, захлебываясь кровью. Из горла старика эл Рези торчала стрела, глаза поблекли и смотрели в небо. Ему уже нечем было помочь.

— Быстро, собрались! — закричал эл Солен, отбрасывая черпак, с которого пил воду, и снова натягивая шлем. — Подай перчатку, парень, выстраиваемся клином! А вы, пешие, на стену! «Кошки» видите?

И вправду: через стену уже летели крюки, а за стеной выли и визжали степняки, лезущие на стену.

— И, р-раз, взяли! — крикнул граф, подхватывая новую рогатину, и накалывая очередного врага на острие клина, врывающегося в распахнутые ворота. Сколы, не ожидавшие отпора и рассчитывавшие на то, этого не ожидали, что мы сбежали, чтобы отсидеться за крепостными стенами, отпрянули в стороны. Ворота за нами захлопнулись. Путь назад был отрезан.

Рогатины собирали щедрый урожай. На иных древках уже было нанизано по три, четыре скола. Наш удар был сокрушителен. Триста с небольших конных воинов в одно мгновение вырезали в полтора-два раза больше народа.

В воздухе слышались предсмертные крики и хрипы, временами — свист кистеней, которыми орудовали старые, поднаторевшие в этом деле воины. Я, проломив пару-тройку черепов, подхватил выпадающий ятаган из руки заваливающегося назад скола, и взмахнул им, отсекая от тела руку врага, которая уже опускала мне на голову кривую саблю.

Воины рубились остервенело, вкладывая в атаку всю ярость и страх, и вскоре сколы повернули назад. Их не преследовали.

Заиграл рожок, и кованая рать повернула назад. По пути подбирали павших товарищей по оружию, добивали раненых противников. Сегодня на северо-западной стороне за городом, слышался шорох и стук кирок и лопат, роющих могилы. На площади перед кладбищем запылал огонь, в котором нашли упокоение сорок два воина, еще двадцать было легко-, и семь тяжелораненых. За нами уже ухаживали женщины, которыми руководила Нейлин и еще одна старушка-врачевательница, жившая неподалеку.

В свете огня, стоя на возвышении, возле большой вязанки хвороста и наложенных сверху поленьев, на котором на алом покрывале покоилось тело павшего Селина эл Рези — моего северного соседа, Нерден эл Солен провозгласил пламенную речь.

Мы втроем, я и мои придворные, стояли в первом ряду, понурив головы, и внимали отнюдь не пафосным, но жестким и жизненным речам. Он говорил о своей дружбе и о жизни своего друга и товарища по оружию, барона эл Рези. Говорил о том, каким он был при жизни, как он выручал, подставлял плечо в трудную минуту и никогда не забывал друзей. Напомнил людям о смысле жизни, и о том, каким нужно быть, чтобы тебя долго помнили и вспоминали не злым, а добрым словом. О взаимопомощи и о силе сплоченного коллектива. Некоторые женщины всхлипывали или плакали, мужчины были погружены в свои мысли, и иногда украдкой смахивали скупую слезу с ресниц.

Для погибших храбрых воинов, мы, согласно древним воинским обычаям, приготовили последнее пристанище. В поминальном огне они найдут вечный покой. Эл Рези завещал, чтобы его тело сожгли, и прах развеяли по ветру, но память о нем останется в наших сердцах.

Седой мужчина поднес факел к сухому хворосту, на котором с закрытыми глазами лежал его названый брат, и пламя весело затрещало, пожирая сухие ветки. Людям на площади, отнюдь, было невесело. У каждого из них в этой войне погибли близкие и родные, и война еще не закончилась. Будут новые жертвы, новые погребальные огни.

Нейлин, обхватив своими руками мою руку, уткнулась в грудь и тихо плакала. Столько смертей, столько страха и ужаса она не видела еще никогда. Я просто молчал, глядя на потрескивающее пламя, и в моих мыслях всплывали другие образы, картины, на которых бушевало пламя, и лежали воины на горящих поленьях. Огонь, в котором корчились люди, и слышались крики о пощаде и помощи.

— Как, как же так? — шёпотом спросила Нейлин.

— Да, это грустно, но ты подумай, сколько жизней они спасли своей смертью. Ведь если бы сколы ворвались в город… — промолвил я, не отводя взгляд от пламени.

Девушка вздрогнула и плотнее прижалась ко мне. Последствия действительно устрашали.

Нерден стоял возле пепелища, в котором еще тлели угли, и иногда проскакивали языки пламени. Его взгляд был опустошенным и угрюмым. Потеря старого Селина сильно отобразилась на нем. Плечи поникли, лицо осунулось. Сразу стало видно, насколько он стар. Да, держался он молодцом, но годы берут свое. Как бы ты ни бодрился и не мужался, сколько бы ты ни пожирал трав и кореньев, не натирался мазями, выпивал микстур, старуха придет и безжалостно взмахнет косой.

— Вот так друзья, — грустно сказал он, покачиваясь с носка на пятку. — Тяжело хоронить своих друзей, можно сказать, братьев, но что поделаешь… Ту, которую я любил, любил до безумия, я похоронил сорок пять лет назад, а другой, такой же, я не нашел. Да и хотя бы подобной — тоже. А вот детей, байстрюков, нарожал. Ну, да ладно, то такое. Ты, Эрландо, меня тоже сожги. Нечего гнить мне в земле. А сейчас, ребята, пойдем спать, чует мое сердце, что завтра придется потрудиться. Придут они мстить, это точно, придут.