Известие о похищении - [88]

В это время Пачо, переодевшись в одежду, которая была на нем в день похищения и теперь стала тесновата (набрать лишний вес ему помогли сидячий образ жизни и неправильное питание), уселся послушать новости. Он курил непрерывно, зажигая одну сигарету от окурка другой. Обсуждались все возможные версии его освобождения. Чего только Пачо не наслушался: коллеги, уставшие от ожидания, врали напропалую и довольно наивно. Сообщили, например, что Пачо тайно обедал в каком-то ресторане, а потом оказалось, что это был его брат.

Пачо решил перечитать свои статьи, комментарии и заметки, которые писал, чтобы не забыть ремесло, и рассчитывал опубликовать после освобождения как взгляд заложника на все происшедшее. Их было более ста. Одну из статей, написанную в декабре, когда политики-консерваторы подняли волну злословия по поводу законности Конституционной Ассамблеи, Пачо читал охранникам. Его отповедь, написанная в жестком и независимом стиле, была явным плодом размышлений в плену. «Всем известно, как получить голоса избирателей в Колумбии и как избирались многие депутаты парламента». Далее речь шла о том, что покупка голосов приняла обвальный характер по всей стране, особенно на побережье, где раздача лотерейных билетов на домашние электроприборы в обмен на голос «за» стала нормой; что многие добивались (и добились) избрания исключительно в поисках политических выгод, большого жалованья и парламентских льгот. Избранными оказались все те же люди, «которые теперь рыдают перед опасностью потерять привилегии». Своими выводами Пачо фактически обличал сам себя: «Независимость средств массовой информации, включая „Тьемпо“, которой мы едва добились ценой стольких усилий, теперь растаяла как дым».

Но самой неожиданной была статья, в которой шла речь о нападках политиков на М-19, получившую на выборах в Конституционную Ассамблею более десяти процентов голосов. «Критика политической элиты в адрес М-19 и замалчивание (чтобы не сказать дискриминация) в средствах массовой информации ее успеха на выборах показывают, как далеки мы еще от политической терпимости, от того, чтобы изменить в себе самое главное: сознание». Пачо писал, что консервативная элита приветствовала участие в выборах бывших повстанцев только ради того, чтобы казаться демократичной, но стоило поданным за них голосам перевалить за десять процентов, раздались гневные окрики. Статью Пачо заканчивал в стиле своего деда Энрике Сантоса Монтехо (Калибана), самого популярного обозревателя в истории колумбийской журналистики. «Весьма своеобразная и традиционная прослойка колумбийского общества убила тигра, да испугалась шкуры». Удивительно, что это написал человек, который с первого класса служил образцом рано сформировавшегося аристократа-романтика.

Пачо уничтожил все статьи, кроме трех, которые решил сохранить, сам не зная почему. К ним он добавил черновые варианты писем домой и президенту республики, а также черновик своего завещания. Ему хотелось захватить с собой и цепь, которой его пристегивали к кровати и которую скульптор Бернардо Сальседо [14] мог бы использовать в своих работах, но охранники не разрешили, опасаясь, что на ней остались отпечатки пальцев.

Маруха, напротив, не хотела оставлять ничего на память об этом кошмарном времени, надеясь вычеркнуть его из своей жизни. Однако когда около шести вечера дверь в ее комнату начала медленно открываться, она поняла, что эти горькие шесть месяцев еще очень долго будут сказываться на ее жизни. Именно в это время — в час свободы или смерти — Марину увели на казнь, а Беатрис отпустили на волю. Замерев от страха, Маруха ждала роковых слов: «Собирайтесь, мы за вами». Вошли Доктор и все тот же небольшой начальник, который приезжал накануне. Оба, казалось, очень спешили.

— Пошевеливайтесь,— приказал Доктор.

Маруха столько раз представляла себе этот момент, что теперь ощутила острое желание растянуть его. Она напомнила о кольце.

— Я отправил его с вашей свояченицей,— ответил спутник Доктора.

— Неправда,— спокойно возразила Маруха,— уже после этого вы говорили мне, что видели мое кольцо.

Ей хотелось не столько вернуть его, сколько вывести этого мелкого босса на чистую воду в присутствии шефа. Но Доктор, видимо, очень спешил: он просто сделал вид, что не понимает, о чем речь. Майордомо с женой принесли мешок с личными вещами Марухи и подарками, которые она в разное время получила от охранников: рождественские открытки, спортивная куртка, полотенце, журналы и одна книга. Смиренные юноши, которые охраняли пленницу в последние дни и не догадались подарить ей ничего, кроме брелоков и открыток с изображением святых, просили Маруху молиться за них, не забывать и сделать что-нибудь, чтобы вытащить их из этой жизни.

— Я все сделаю,— обещала Маруха.— Если я вам понадоблюсь — найдите меня, и я помогу.

Доктор, чтобы не отстать от других, тоже шарил по карманам, думая про себя: «Что бы ей подарить на память?» Вытащив из кармана девятимиллиметровый патрон, он протянул его Марухе.

— Возьмите,— сказал он скорее серьезно, чем шутливо.— Это пуля, которая вам не досталась.