Изверг - [36]

Около одиннадцати он испугался, что кто-нибудь из друзей, увидев машину, вздумает нагрянуть в гости, и вышел, чтобы отогнать ее на стоянку в центре Превесена. Наверно, именно тогда он написал на обороте конверта то самое письмо, что так озадачило следствие. На обратном пути ему навстречу попался Коттен, они поздоровались. «Утренняя пробежка?» — спросил аптекарь. «Так, пройтись вышел», — ответил он. — «Ну счастливо».

Две детали позволяют предположить, как он провел остаток дня.

Во-первых, кассета, которую он вставил в видеомагнитофон вместо «Трех поросят». На протяжении 180 минут он записывал на нее обрывки передач с десятка каналов, принимаемых его спутниковой антенной: эстрада, спорт, обычный воскресный телерепертуар, только изорванный лихорадочным переключением каналов — секунда на одном, две секунды на другом. В результате получилась дикая, невнятная смесь, которую следователи тем не менее добросовестно отсмотрели. Более того, они скрупулезно сверили каждый фрагмент с программами каналов, определив точное время записи. Таким образом было установлено, что он просидел на диване, нажимая кнопки пульта, с 13.10 до 16.10, однако начал с середины кассеты. Когда она кончилась, он не поленился перемотать ее к началу и заполнил такими же обрывками всю первую половину, словно хотел стереть прежнюю запись. Поскольку он говорит, что не помнит этого, остается строить догадки. Вероятнее всего на кассете были засняты Флоранс и дети: каникулы, дни рождения, картинки семейного счастья. Правда, на одном допросе, когда речь зашла о его визитах в секс-шопы и о порнографических кассетах, которые они смотрели, как он утверждает, вместе с женой, он добавил, что иногда снимал на видео их постельные игры. Не было найдено и следа этих записей, если они вообще существовали, и следователь задался вопросом, не их ли он в последний день так методично уничтожал. Он говорит, что вряд ли.

Во-вторых, по данным «Франс Телеком», между 16.13 и 18.49 он девять раз набирал номер Коринны. Продолжительность вызовов, недолгая и одинаковая, указывает на то, что все девять раз он просто слушал ее автоответчик. На десятом звонке Коринна сняла трубку, и они говорили 13 минут. Оба помнят этот разговор, и тут их показания совпадают. Для нее это был ужасный день, она говорила, что глубоко потрясена, что обожженные глаза еще болят, а он сочувствовал, все понимал, извинялся и в свою очередь жаловался на депрессию. Учитывая его состояние и болезнь, Коринна сказала, что не станет заявлять в полицию, как сделал бы на ее месте, подчеркнула она, любой разумный человек, но он должен немедленно с кем-то посоветоваться, пусть поговорит с Кушнером или с кем-нибудь еще, и главное — пусть сдержит свое обещание и завтра же утром заберет из банка ее деньги. Он поклялся, что непременно будет к открытию.

На второй этаж он, приехав, не поднимался, но что там увидит, знал. Он очень аккуратно расправил ночью покрывала и перины, но все равно знал, что под ними. Когда стемнело, стало понятно, что его час, который он так долго оттягивал, пробил: пора умереть. По его словам, он сразу же приступил к приготовлениям, но на самом деле это не так: он помедлил еще какое-то время. Только за полночь, а точнее, как показала экспертиза, в три часа утра, он полил содержимым канистр, купленных накануне и наполненных бензином на заправке «Континент», сначала чердак, потом детей, Флоранс и наконец лестницу. Немного погодя он разделся, облачился в пижаму. Для верности следовало бы заранее принять барбитураты, но он, очевидно, забыл о них или не помнил, куда спрятал, так как вместо этого взял пузырек нембутала, десять лет хранившийся в аптечном шкафчике. В свое время он собирался усыпить с его помощью умирающую собаку, но это не понадобилось. (Позже он все хотел выбросить пузырек, поскольку срок годности давно истек.) Он, видимо, подумал, что сойдет и это снотворное, и, когда мусорщики, совершавшие свой утренний объезд, увидели горящую крышу и уже колотили в дверь, принял десятка два капсул. Пробки вылетели, свет погас, комната наполнялась дымом. Он подсунул какую-то одежду под дверь, чтобы заткнуть щель, и хотел лечь рядом с Флоранс, которая, казалось, спала под атласным одеялом. Но он плохо видел, глаза щипало, их спальня еще не загорелась, а пожарная машина — он уверяет, что не слышал сирены, — уже прибыла. Дышать было уже нечем, он дотащился до окна и открыл его. Пожарные услышали, как хлопнул ставень, выдвинули лестницу и поспешили на помощь. Он потерял сознание.

~~~

Выйдя из комы, он сначала все отрицал. Человек, одетый в черное, выломал дверь, застрелил детей и поджег дом. Сам он был словно парализован, бессилен что-либо сделать, все это произошло у него на глазах. Когда ему предъявили обвинение в двойном убийстве в Клерво, он возмутился: «Нельзя убить отца и мать, это вторая заповедь Божья». Когда было доказано, что он не работает в ВОЗ, заявил, что числится научным консультантом в неком обществе под названием «Саут Араб Юнайтед» или что-то в этом роде, на набережной Берг в Женеве. Когда проверили и оказалось, что никакого «Саут Араб Юнайтед» на набережной Берг нет, он сдал эту позицию и тут же выдумал что-то еще. На протяжении семичасового допроса он отчаянно боролся, отрицая очевидное. Наконец то ли от усталости, то ли потому, что адвокат дал ему понять, что такая тактика защиты абсурдна и может повредить в дальнейшем, признался.