Изумруды на твоей груди - [3]

Кэтрин быстро вытащила из комода трусики и принялась натягивать их. На запястьях у нее все еще бряцали наручники, с которых свисали обрывки цепочек. Пришлось спустить махровые рукава халата пониже.

«Черт возьми, зачем было затевать эту комедию? — ругала она себя. — Тоже мне, сексуальная фантазерка! Ты — скучная занудная бухгалтерша, а не знойная красотка, и заруби это себе на носу!»

В глубине души Кэтрин понимала причину своего нелепого поступка. Так, с опозданием на пятнадцать лет, начался ее юношеский бунт против строгой родительской морали.

Она все в жизни делала так, как требовали мама с папой, — если не считать того, что не вышла замуж. Мать повторяла: «Затянешь с этим делом — и никто тебя не возьмет». Слушая ее, Кэтрин чувствовала себя банкой просроченных консервов, залежавшейся на полке супермаркета.

Как ни странно, что-то в ней все-таки привлекло Уолтера. Хотя вполне вероятно, что одна просроченная банка просто нашла себе пару. Уолтер далеко не Ален Делон. Но он мужчина, он холост, и он доктор. Мама его одобрила, и Кэтрин надеялась, что теперь ей, наконец, доведется испытать те потрясающие удовольствия, о которых она тайком читала в журналах. Однако занятия любовью с женихом походили на прохождение осмотра у врача. Уолтер был гинекологом. Может, он путал личную жизнь с работой?

Они были помолвлены уже шесть лет, и это обстоятельство успокаивало совесть и мамы, и дочки. Ничего, что Кэтрин ни разу не осталась у Уолтера на всю ночь. Зато не приходилось пускаться в долгие объяснения, если она возвращалась домой на пару часов позже.

Кэтрин и представить себе не могла, что после смерти матери ей станет так одиноко, что ее вдруг начнут захлестывать приступы паники, что ей покажется, будто молодость безвозвратно проходит. Она всегда представляла свою будущую жизнь яркой и полной впечатлений, а та на поверку оказалась чередой однообразно серых будней. С этим нужно было что-то делать.

Местом прорыва Кэтрин определила собственную спальню, призвав на помощь «дикую и непредсказуемую» фантазию экспертов журнала «Сад удовольствий».

Однако самым диким и непредсказуемым оказалось то, что к ней в спальню пожаловал агент ФБР, чтобы принять участие в финальной части «эротического спектакля». Кэтрин могла дать голову на отсечение, что ни одному эксперту не мог и присниться «каскад неизведанных потрясений», которые ей пришлось испытать в этот памятный день.

Итак, стать роковой женщиной не удалось. Броская косметика смотрелась безвкусно и вульгарно. А ведь Кэтрин еще и соски нарумянила, как советовали в журнале. Остается только надеяться, что агент Крафтон этого не заметил.

Она вспомнила, как он едва скользнул по ней жестким и холодным взглядом, не выказав никаких чувств. Ее обнаженное тело явно его не впечатлило. Как и Уолтера. Какой уж там огонь желания! Кэтрин закусила губу от обиды. Ужасно, когда тебя, прикованную нагишом к кровати, обнаруживает посторонний мужчина. Но еще ужаснее, что эта картина оставляет его равнодушным…

Стоп! Кэтрин вспомнила веселые искорки, вспыхнувшие в глазах Крафтона, когда он узнал, что это не преступление, а игра. Так, значит, чувства она у него все-таки вызвала? Но какие? Ему стало забавно. А ее обнаженное тело… Какой позор! Надо побыстрее избавиться от этого человека, свидетеля ее бесчестья…

Свидетель сидел в гостиной. Подтянутый, мускулистый, он совершенно не вязался со старинной мебелью и маминой коллекцией фарфоровых статуэток — козочек и пастушек, расставленных на полочках и комоде.

— Сядьте, — скомандовал Крафтон.

Оружия нигде не было видно, но при одной мысли о том, что у ее визави есть револьвер, Кэтрин поежилась. И села. Будучи вежливой девушкой, она вспомнила, что еще не поблагодарила своего спасителя.

— Спасибо, что… — она запнулась, — что освободили меня.

Он изучающе посмотрел на нее и властно спросил:

— Что здесь происходит?

— Простите? — не поняла вопроса Кэтрин. Неужели будет еще хуже?

— У меня нет времени на игры. Чей это дом?

— Мой.

— Послушай, детка, полиция уехала. Ты — девочка по вызову. Ничего не имею против. Я не из отдела нравов. Я только хочу прояснить ситуацию, прежде чем выпроводить тебя за дверь.

Рот у Кэтрин сам собой широко открылся: первый светлый луч засиял во мраке худшего дня ее жизни.

— Вы решили, что я — проститутка? — почти радостно уточнила она.

Неужели он и вправду полагал, что мужчины стали бы платить деньги за то, чтобы заниматься с нею сексом!

На сей раз взгляд агента Крафтона был оценивающим. Наверное, именно так смотрят на жриц любви, подумала Кэтрин, и это открытие вселило в нее надежду. Да, но если так, этот человек вполне может прямо сейчас выгнать ее из ее же собственного дома!

— Я не…

— Ладно, брось. Где… этот?

— По коридору налево, — ответила Кэтрин тоном чопорной гувернантки.

Агент усмехнулся:

— А знаешь, ты ничего. Если бы я не бросил разгульную жизнь… Так где мужик-то?

До Кэтрин наконец дошло, что «этот» означает не туалет, а клиент.

— Его вызвали. Наверное, ребенка принимать.

— Что-о?..

— Уолтер — акушер-гинеколог. Ему надо было присутствовать при родах. А этот дом действительно мой.