Изумруды Кортеса - [80]

С этими словам индеец извлек из складок одежды тонкую веревку и сделал красноречивый жест.

— Сначала я прикончил слугу, который открыл дверь, а затем заставил этого жадного негодяя рассказать мне все, что он знает. Мужеством он не отличался, так что стоило мне слегка придушить его, как он тут же выложил мне все.

— Что за дикарская выходка! — упрекнул я его. — Теперь нам придется бежать и скрываться, как обычным разбойникам, и я уже не смогу выдавать себя в Париже за богатого торговца…

— Меня никто не видел, так что мы в безопасности.

— Хотя вас никто и не видел, но хозяин постоялого двора знает, что мы собирались навестить ду Мелу. Когда распространится весть о его смерти, хозяин укажет на нас, и нам придется давать показания по этому делу, и при этом будет невозможно скрыть, кто мы такие.

Сикотепек опустил голову, стыдясь, что не принял во внимание это обстоятельство.

— Что же вам рассказал ду Мелу? — наконец поинтересовался я.

— То, что нам уже было известно. Нарваэс и Тристан связаны друг с другом, они знакомы много лет, поскольку Тристан некоторое время жил в Толедо. Что касается доньи Марианы — то эта особа не кто иная, как куртизанка.

— И все? — сердито спросил я.

— Донья Мариана вступала в связь со знатными придворными и во время любовных утех выпытывала у них разные секреты. Ночью, на горячих от любви простынях, ей поверялись важные тайны, касавшиеся войны и безопасности королевства. Много людей прошло через ее постель, и среди них попадались и епископы, — с истинным увлечением рассказывал индеец. — Она писала ду Мелу обо всем, что ей удавалось узнать в своей опочивальне, а тот давал в этом отчет Тристану и другим его сообщникам. Дама эта пользовалась особым покровительством Нарваэса, и, вероятно, именно он поставлял ей любовников, осведомленных в государственных делах.

— Он сказал вам, где она сейчас? — спросил я.

— Уехала с Тристаном в Париж. Ду Мелу рассказал, что Тристан получил титул маркиза и невероятно разбогател, после чего решил удалиться в поместье в окрестностях Парижа. Прошел уже почти год с тех пор, как по его приглашению она отбыла из Лиссабона во Францию.

— Ну, хорошо, — произнес я, слегка успокоившись. — По крайней мере, мы теперь точно знаем, что донья Мариана — шпионка и изменница.

— Что же нам делать? — спросил индеец.

— Меня удивляет этот ваш вопрос, Сикотепек. Странно слышать, что у вас нет собственных соображений, за кого следующего нам надлежит приняться, — с издевкой заметил я. — Итак, на чью шею мы теперь накинем веревку?

— Довольно шуток. Быть может, я и впрямь поступил неразумно, но, согласитесь, нас нелегко будет обвинить в этом убийстве. Почему, как вы думаете, хозяин постоялого двора говорил, что этот самый ду Мелу неподходящее общество для честных и благородных людей? Потому, что он замешан в темных делишках и якшается с разбойниками и проходимцами. Так что убить его мог кто угодно.

— Ладно, пусть расследованием занимаются судейские чиновники, которые наверняка очень скоро узнают о смерти ростовщика, потому что дом ду Мелу посещает множество людей. А мы меж тем должны готовиться к отъезду.

Прежде я предполагал, как и подобает богатому сеньору, без спешки выбрать лучшее место на каком-нибудь судне, которое должно отправиться во Францию дней через десять, но непредвиденная смерть ростовщика вынудила меня поторопиться, так что я приобрел пропуск на корабль, который отходил через два дня. Нужно было, во-первых, успеть покинуть Лиссабон до начала расследования, а во-вторых, прибыть в Париж до того, как маркиз де Оржеле получит известие о гибели своего сообщника.

Глава XXXV,

в которой рассказывается о нашем отплытии из Лиссабона, о том, что происходило на корабле, о прибытии во французскую гавань Гавр и о том, какая встреча нас там ожидала

Я успел собрать только часть нашего скарба и наказал слугам охранять дом до моего возвращения, сообщив им, что я должен отбыть во Францию по срочному делу. Старший слуга вызвался меня сопровождать, но я отказался, заверив его, что он пользуется моим особым доверием и окажет мне несравненно большую услугу, оставшись присматривать за имуществом, нежели отправившись со мной. Это объяснение совершенно его удовлетворило, и он пообещал мне, что по возвращении я найду дом в таком же порядке, как и при отъезде.

В день святого Иакова я сел на корабль под видом богатого торговца, путешествующего в сопровождении слуги-индейца. Наш стотонный галеон вез во Францию оливковое масло и прочие товары. Путешествие было продолжительным, так как корабль по дороге в Гавр заходил в Опорту, Ла-Корунью и Бурдеос.

Едва мы отчалили, лицо Сикотепека опять позеленело и у него началась рвота. Два дня его мучила морская болезнь, но на третий к нему вернулся нормальный цвет лица и он почувствовал себя лучше.

Увидев, что он повеселел, я наконец спросил о том, что хотел узнать у него еще в тот день, когда он убил Мартина ду Мелу, и о чем не успел поговорить из-за спешки, в которой проходил наш отъезд.

— Скажите, Сикотепек, — обратился я к нему, когда мы остались на палубе наедине, — как же вы поняли, что сказал вам ростовщик, если вы не знаете португальского языка?