Изоляция - [5]

За дверью на секунду затихли. Потом вновь раздалось мерное, пугающее «тук-тук-тук».

– Что будем делать? – шепотом, одними губами спросил Иван.

– Нет, открывать нельзя. Мало ли. Черт. Что ж за дрянь к нам в гости пожаловала? – Марина потянулась к автомату, Ваня и Петр последовали ее примеру.

– Марин, подожди. Помнишь, года полтора назад наш разведчик так перепугался, что забыл позывной и условный стук? Помнишь, тогда, когда за ним гнались «философы»? Мы еле успели его втащить. Тогда он лежал на люке и скребся, так же, как сейчас. Вдруг?..

– Никаких «вдруг»! Если он и правда привел «философов», пусть там и остается, мы его уже не спасем.

– А Витю-разведчика, мы же спасли его!

– На три месяца продлили жизнь. Не более того.

– Он успел зачать ребенка.

– Что с того? Неизвестно еще, выживет ли этот полугодовалый комочек. Рита, Витькина жена, при его рождении умерла, и шут ее знает, отчего, Людмила Владимировна отклонений не увидела.

– Люда Брежнева помнит лично, ей давно на покой пора! – зло прошипел Петр.

– Она – единственный квалифицированный медик, не самоучка, – бросила Марина. – Тихо все!

«Тук-тук-тук».

Гермодверь не пропускала звуков, зато от стука резонировала знатно. И было совершенно непонятно, кто там, снаружи – разведчик или снова твари, расплодившиеся на верхних этажах учебного корпуса Московского частного гуманитарного института, которых обитатели бункера прозвали «философами» – раньше в здании находились исторический, философский и политологический факультет. Историков спаслось больше всех в тот злосчастный день.

«Философы» являлись с завидной регулярностью. Это были покрытые спутанной длинной шерстью твари, они передвигались на четырех конечностях, похожие на помесь обезьяны и кузнечика, с сухими тонкими ногами и выпирающими суставами. Только от приматов их отличали страшные челюсти с тремя рядами острых и мелких зубов, которые с легкостью рвали химзащиту и даже бронежилеты со свинцовыми пластинами. Ротовая полость не была закрыта губами, поэтому жуткая пасть казалась зевом размером с баскетбольную корзину. Маленькие глазки смотрели со злобой и ненавистью. «Философы» были вечно голодны. «Неправильно мы их назвали. В прежние времена вечно голодными были только студенты и лаборанты – историки», – смеялась Марина в редкие часы отдыха в подземном бункере. «Философов» она не боялась. Да и годы жизни под землей сделали правую руку командующего бункером особой безразличной… и бесстрашной… «Я слишком многого боялась в молодости. Мне, помнится, было страшно идти по освещенным коридорам восьмого этажа на работе часов в девять вечера, мерещились в тенях монстры. Могла ли я подумать, что когда-нибудь увижу таких тварей, каких моя бурная фантазия не могла и представить, и мне будет все равно? Если постоянно есть один и тот же пирог, на десятом куске ты не почувствуешь вкус. Так же и со страхом. Я слишком много чего боялась, и это чувство приелось, настолько вошло в норму, что стало незаметным…» – объясняла женщина.

«Тук-тук-тук».

Стук усилился. Как будто смотрящий увидел что-то и теперь стремился во что бы то ни стало попасть в бункер. «Тук-тук. Тук-тук». Нежданный гость сбился с ритма и судорожно задергал колесо герметичного люка.

Марина, Петр и Иван выжидали.

– На счет три открываем люк. Автоматы наизготовку. Без команды не стрелять. Назовем это разведкой. Волков, открываешь и закрываешь люк. Петя, страхуй меня снизу. Я пошла. Раз. Два. Три!

Скрипнуло колесо люка, тяжелая крышка приподнялась ровно настолько, чтобы Марина смогла выглянуть.

– Химзащита! – прошептал Петр. – Без химзащиты, куда…

Марина горько усмехнулась какой-то своей мысли. Химзащита… Женщина знала больше, чем полагалось знать рядовому жителю бункера…

Сверху, из черного полумрака институтского подвала на нее смотрело белое перекошенное лицо без противогаза. Губы разведчика были в крови, кажется, у него были повреждены легкие.

– Алексей, руку! – прошептала Марина. – Руку!

Парень потянул ладонь в перчатке, но вдруг взглянул наверх. На его лице отразился суеверный, первобытный ужас.

– Скорее! – поторопила Марина. Она уже догадалась, что увидел юноша.

Леша дернулся в предсмертной агонии, из перекушенной пополам руки в лицо Марине брызнула кровь.

Женщина скользнула в люк.

– Вань, скорее!

Не успели. Под крышку люка просунулись тонкие, но мощные передние лапы «философа».

– Огонь!

Пули срикошетили от двери. Промах.

Ваня, Петр и Марина успели вжаться в стены, когда смертоносный металл с визгом отскакивал от пола и потолка.

Волков держал крепко, но все же его сил не хватало, чтобы справиться с мертвой хваткой чудовища. Крышка люка тряслась и вздрагивала.

– Держи, Ванюша, держи! – взвизгнула Марина тонким, совсем не свойственным ей голосом.

«А говоришь, не боишься…» – укоризненно шепнул внутренний голос.

Женщина прицелилась в узенький зазор между подрагивающей лапой «философа» и круглой крышкой люка.

Выстрел. Спасаясь от рикошета, Марина отпрянула назад, споткнулась обо что-то, лежащее на земле, и повалилась навзничь. В затылке запульсировала тугая, назойливая боль. Сознание померкло.

* * *

Гремели взрывы. Главное здание МГУ пылало, но выстояло: по нему прицельного огня все же не велось. Били по базам в Раменках. Но тогда Марина Алексеева еще толком не знала и не поняла, что произошло.