Изобилие - [2]
– Давай за кэпом. Скорее со всем этим кончим… Хавать охота – кишки слипаются.
Борька бросил автомат за спину, побрел через лес к лагерю.
Я крикнул пленным:
– Ладно, закругляйся! Хорош.
Из ямы вылетели лопатки, затем вылезли парни. Собрали лопатки и сложили в кучку. Присели на прохладный – из глубины – песок. Вытирают тела несвежими майками, чешутся.
Мне тоже охота чесаться. Эх, искупаться б сейчас…
Пленные ведут себя тихо. Молчат, ничего не просят, не ноют. Один только, худенький, чернявый, что-то подозрительно цепко поглядывает на меня. Вот не вытерпел и неуверенно подошел, но не близко, шага три не дошел. Я смотрел, ждал, чего скажет, а он переминался с ноги на ногу.
– Чего тебе?
Он тут же присел на корточки, быстро заговорил:
– Слушай, д… друг, ты ведь из Питера?
Я пожал плечами:
– Учился там. А чего?
– Ты на концерте был?.. Помнишь, концерт был… «Алисы»? В «Юбилейном», а? Я тебя видел…
– Ну. И чего? – Мне не хотелось ничего вспоминать.
– Друг, ты, это, ты скажи, чтоб не стреляли. А? Я у вас… за вас, короче… Скажи… Помоги, друг, а?
– Не знаю, – сказал я. – Сейчас капитан придет, разберется. Жди пока.
Он ушел к своим. Я закурил.
Пленные посматривали на сигарету, но попросить не решались. Да я бы и своему не дал – с куревом нынче снова напряги.
Пришел капитан Пикшеев. Он в выцветшем камуфляже, с рацией на боку, в высоких ботинках старого образца. Я встал ему навстречу.
– Ну как, Сенчин, подготовил? – спросил капитан.
– Так точно. Трупы укладывать?
– Первый раз, что ли? Давай быстренько!
Я крикнул пленным:
– Складывай этих давай.
Они принялись таскать убитых в могилу.
– Место экономим, плотнее, – говорил я время от времени.
Закончили. Капитан посмотрел в яму, поцокал языком раздумчиво.
– Давай теперь раненых.
Я поставил автомат на одиночные выстрелы, передернул затвор… Один из пленных переворачивал лежащих лицом в землю, а я стрелял. Стрелял в затылок, чуть выше шеи. Умирали тихо. Всех спрятали в яму.
Капитан снова посмотрел туда и сказал:
– Хреново выкопали, жлобы. Поверх лежать будут.
Трогая теплое дуло своего АК, я ответил:
– Да привалим землей потолще, ничего. Пусть бугор будет.
Капитан поморщился, потянул время. Потом велел:
– Ну, теперь этих… – И вздохнул. – Что-то тяжело сегодня… Давление, что ли.
Солнце уходило за поросшую ельником и сосняком ближайшую с запада сопку. С озера потянуло свежестью. Очень хотелось есть.
– Пора, пора, товарищ капитан, – сказал я. – Только один момент. – Понизил голос. – Вот тот, с черными волосами который, с краю, он к нам просится.
Капитан Пикшеев посмотрел, поразмышлял, как всегда, и махнул рукой:
– А, еще возиться с ним… Всех – так уж всех.
– Ясно. – Я пошел к пленным: – Давай, братва, вставай на край.
Они повиновались неторопливо и молча. До этого сидели на земле и о чем-то перешептывались. Теперь кто-то крупно дрожал, кто-то надевал штаны.
Наши парни стекались сюда же, готовили автоматы.
Вдруг из числа пленных выступил невысокий коренастый мужчинка в промасленной, заношенной пидорке с новенькой, яркой трехцветной кокардой и в застегнутом на все пуговицы камуфляже.
Он заговорил сильным, но подрагивающим голосом:
– Товарищ капитан, может, не надо этого… по-человечески. Одно дело – в бою этом дурацком, а так… Ведь на одном же языке говорим, все ведь… россияне. Зачем так?.. Потом же… товарищ капитан…
– Ладно, боец, – перебил Пикшеев, – давай не жалоби меня. У меня есть приказ. Ясно? Если я его не буду исполнять, меня самого туда же отправят. – Капитан разошелся, он вообще не любит дискуссий. – И жалобить меня не надо – сами знали, что будет. Присягу давали? Давали. Теперь пора отвечать. А просьбами я сыт по горло уже. Ясно, нет? Стан-вись!
Пленные сбились в кучу. Из вереска вылез увечный и прибился к своим, непрерывно качая распухшую руку.
Невдалеке послышался шум знакомого «ЗИЛа». Это Костик везет в лагерь ПХД. Наконец-то… Мне с новой силой захотелось есть.
Наши встали ломаной цепью шагах в десяти от еще не убитых. Капитан Пикшнеев похаживал по зеленой травке, беззвучно шевелил ртом, глядел под ноги. Остановился, достал из кармана мятый носовой платок, вытер пот со лба. Посмотрел на небо, бесцветно, нестрашно сказал:
– Огонь.
Ударил дружный залп короткими очередями.
1993 г.
Под сопкой
– Арбузик, оставишь?
Он кивнул и, скрючившись, чтобы свет от зажженной спички был менее заметен в грязно-белой мути северной ночи, закурил. Я смотрел, как он затягивается, держа окурок внутри кулака, ловил ароматный дымок ненашего табака. Курить хотелось очень, я вздохнул.
– Щас бы «беломоринку»…
Арбуз усмехнулся:
– Размаслался, обойдешься и этим.
Я вздохнул снова.
Было тихо, сыро и почти светло. Кончался июнь. Дождь, ливший весь день, к вечеру прекратился. Мы лежим в грязных, липнущих к телу одеждах и ждем рассвета.
Перед нами крутая сопка, густо поросшая какими-то тонкими, похожими на рахитные елочки кустами, а за ней начинается город. Нам известно, что город этот большой, но сейчас его близость совершенно не ощущается. Не видно огней, не слышно звуков жизни. И вокруг нас лежат сотни людей, но их не слышно, не видно. Тихо.
Я перевернулся на живот, уткнул лицо во влажный, мягкий мох. Хорошо он пахнет.
«Елтышевы» – семейный эпос Романа Сенчина. Страшный и абсолютно реальный мир, в который попадает семья Елтышевых, – это мир современной российской деревни. Нет, не той деревни, куда принято ездить на уик-энд из больших мегаполисов – пожарить шашлыки и попеть под караоке. А самой настоящей деревни, древней, как сама Россия: без дорог, без лекарств, без удобств и средств к существованию. Деревни, где лишний рот страшнее болезни и за вязанку дров зимой можно поплатиться жизнью. Люди очень быстро теряют человеческий облик, когда сталкиваются с необходимостью выживать.
Роман Сенчин – прозаик, автор романов «Елтышевы», «Зона затопления», сборников короткой прозы и публицистики. Лауреат премий «Большая книга», «Ясная Поляна», финалист «Русского Букера» и «Национального бестселлера». Главный герой нового романа «Дождь в Париже» Андрей Топкин, оказавшись в Париже, городе, который, как ему кажется, может вырвать его из полосы неудач и личных потрясений, почти не выходит из отеля и предается рефлексии, прокручивая в памяти свою жизнь. Юность в девяностые, первая любовь и вообще – всё впервые – в столице Тувы, Кызыле.
В новой книге Романа Сенчина две повести – «У моря» и «Русская зима». Обе почти неприкрыто автобиографичны. Герой Сенчина – всегда человек рефлексии, человек-самоанализ, будь он мужчиной или женщиной (в центре повести «Русская зима» – девушка, популярный драматург). Как добиться покоя, счастья и «правильности», живя в дисбалансе между мучительным бытом и сомневающейся душой? Проза Сенчина продолжает традицию русской классики: думать, вспоминать, беспокоиться и любить. «Повести объединяет попытка героев изменить свою жизнь, убежать от прошлого.
Серия «Перемены к лучшему» — это сборники реальных позитивных историй из жизни современных писателей. Забыть свою первую любовь невозможно. Была ли она счастливой или несчастной, разделенной или обреченной на непонимание, это чувство навсегда останется в сердце каждого человека, так или иначе повлияв на всю его дальнейшую жизнь. Рассказы из этого сборника совершенно разные — романтичные, грустные, смешные, откровенные… они не оставят равнодушным никого.
Роман Сенчин – прозаик, автор романов «Елтышевы», «Зона затопления», «Информация», многих сборников короткой прозы. Лауреат премий «Большая книга», «Ясная Поляна», финалист премий «Русский Букер», «Национальный бестселлер». Слом, сбой в «системе жизни» случается в каждой истории, вошедшей в новую книгу Романа Сенчина. Остросоциальный роман «Елтышевы» о распаде семьи признан одним из самых важных высказываний в прозе последнего десятилетия. В повестях и рассказах цикла «Срыв» жизнь героев делится на до и после, реальность предлагает пройти испытания, которые обнажат темные стороны человеческой души и заставят взглянуть по-другому на мир и на себя.
У Романа Сенчина репутация автора, который мастерски ставит острые социальные вопросы и обладает своим ярко выраженным стилем. Лауреат и финалист премий «Большая книга», «Русский Букер», «Национальный бестселлер», «Ясная Поляна».В новом романе «Зона затопления» жителей старинных сибирских деревень в спешном порядке переселяют в город – на этом месте будет Богучанская ГЭС. Автор не боится параллели с «Прощанием с Матерой», посвящение Валентину Распутину открывает роман. Люди «зоны» – среди них и потомственные крестьяне, и высланные в сталинские времена, обретшие здесь малую родину, – не верят, протестуют, смиряются, бунтуют.
Спустя много лет Анна возвращается к морю, где давным-давно потеряла память и… семью. Она хочет выяснить, что же случилось с мамой в тот страшный день – в день пожара, – и ради этого пойдет на все. Но на ее вопросы местные жители ничего не отвечают – они не желают, чтобы Анна вспоминала. Молчит и море. Море – предатель: оно-то точно все знает. Так, может быть, ответят дома? История Анны уже близко: скрипит половицами, лязгает старыми замками, звенит разбитой посудой – нужно только прислушаться, открыть дверь и… старый дом раскроет все тайны.
Роман приоткрывает дверь в деловые круги норвежских средств массовой информации. Это захватывающая история о взлете и падении эпохи электронной коммерции в скандинавском медиабизнесе.
Герои книги – собаки и люди, которые ради них жертвуют не только комфортом, но и жизнью. Автор пишет о дореволюционной школе собаководства и знаменитой ищейке добермане Трефе, раскрывшем 1500 преступлений. О лаборатории, где проводятся опыты над животными. О гибели «Титаника» и о многом другом.Читать порой больно до слез. И это добрый знак. Душа болит – значит, жива. Просыпается в ней сострадание. Есть шанс что-то исправить – откликнуться на молчаливый зов о помощи.
Чтобы написать эту книгу, автор провёл восемь лет среди людей, живущих за гранью бедности. Людей, среди которых не работают категории современного общества. Среди люмпенов, у которых нет ни дома, ни веры, ни прошлого, ни будущего. Которые живут, любят и умирают как звери — яростно и просто. Она полна боли, полна отчаянной силы. Читать её тяжело, и всё равно читаешь на одном дыхании. И, прочитав, знаешь, что ты уже не такой, каким был тогда, раньше, когда открыл её в первый раз. И что снова возьмёшь её с полки — чтобы взглянуть в лицо этой тьме с её вопросами, ответов на которые, быть может, просто нет. 16+ Для читателей старше 16 лет.
Первую книгу Михаила Вострышева составили повесть и рассказы о Москве конца XVIII — первой половины XIX века. Автор попытался показать некоторые черты быта разных слоев городского населения, рассказать о старых московских улицах, народных гуляниях, обычаях. Персонажи сборника — старомосковские жители, Все они — реально существовавшие люди, москвичи, чья жизнь и дела придавали древнему белокаменному городу неповторимый лик.
Сборник «Мышиные песни» — итог размышлений о том о сем, где герои — юродивые, неформалы, библиотекари, недоучившиеся студенты — ищут себя в цветущей сложности жизни.
Повесть — зыбкий жанр, балансирующий между большим рассказом и небольшим романом, мастерами которого были Гоголь и Чехов, Толстой и Бунин. Но фундамент неповторимого и непереводимого жанра русской повести заложили пять пушкинских «Повестей Ивана Петровича Белкина». Пять современных русских писательниц, объединенных в этой книге, продолжают и развивают традиции, заложенные Александром Сергеевичем Пушкиным. Каждая — по-своему, но вместе — показывая ее прочность и цельность.
В книгу вошли две повести Романа Сенчина — «Минус» и «Вперед и вверх на севших батарейках». Их герой — полный тезка автора — и автопортрет, и самопародия: как настоящий реалист, он пишет о том, что хорошо знает.Действие «Минуса» происходит в небольшом сибирском городке, Роман работает монтировщиком в театре. Таскает тяжелые декорации, спит с актрисами, пьёт от тоски по вечерам… а ночью мечтает о далекой столице. Герой повести «Вперед и вверх на севших батарейках» уже живет в Москве, учится в Литинституте, успел жениться и развестись, и близок к цели — стать известным писателем.
В новой книге известного прозаика Романа Сенчина собраны три повести – одна из них, самая яркая и лиричная, написана от лица старшей дочери автора, по горячим следам событий на Болотной площади. В героях этой повести любопытный читатель без труда узнает оппозиционера Сергея Удальцова, скандального публициста Сергея Шаргунова и заглянет за кулисы повседневной жизни Сенчина – в его компьютер и даже холодильник.Героями двух других повестей стали диаметрально противоположные по духу мужчины: житель курортного городка без профессии, охваченный печоринской тоской и энтропией, и оренбургский летчик, исполненный гайдаровского героизма.В этом триптихе Сенчин фиксирует ближайшую по времени действительность, не приукрашивая и не замалчивая ничего.
В новом сборнике известный писатель-реалист Роман Сенчин открывается с неожиданной стороны – в книгу включены несколько сюрреалистических рассказов, герои которых путешествуют по времени, перевоплощаются в исторических личностей, проваливаются в собственные фантазии. В остальном же все привычно – Оля ждет из тюрьмы мужа Сережу и беременеет от Вити, писатель Гущин везет благотворительную помощь голодающему Донбассу, талантливый музыкант обреченно спивается, а у Зои Сергеевны из палисадника воруют елку.