Изнаночные швы времени - [16]

– Напрямую не пойдем. Кто-то непонятный справа и чуть впереди, – объяснил он коротко. – Скорее всего, лось, но, может быть, и медведь, – а потом буркнул себе под нос, вспомнив про раны Феликса: – Или еще кто-нибудь…

И они заложили большой круг. Норман наконец-то устал, и Феликса пересадили на Шурика. Понятно, сразу добавилось нытья: ну, что ты сидишь так неудобно; шею мне отпусти, задушил совсем; опять комары налетели, Олег, намажь меня; как не могут они меня кусать? Вижу, что полоска красная. Да какая мне, к черту, разница, что это значит? Как может репеллент работать, если они кусаются?

За недолгие пятнадцать минут Шурик настолько всем надоел, что после очередной его претензии («не болтай ногами, я тебе не лошадь») одновременно прозвучало и «Дайте я уже сам пойду», и «Норм, возьми, ради бога, его себе», и «Все, я уже отдохнул».

Впрочем, закончилось все смехом. Даже Шурик улыбнулся и еще с полчаса нес Феликса сам – молча.

Подлесок становился гуще, и временами Олегу приходилось расчищать тропу для их маленького отряда. Он обламывал ветки кустов, перекладывал упавшие деревья, что еще были крепкими, а трухлявые крошил небольшим бревнышком, как дубиной.

Так продолжалось, пока они не вышли на широкую каменную падь, уходящую на восток к междуречью Поли и Бужи. Ее Олег приметил еще тогда, когда Квира «делала карту»: эта падь вела как раз в ту сторону, где была база. Здесь Феликс, почувствовавший себя совсем хорошо, уже не сгоряча вызвался идти сам, и колонна стала двигаться заметно быстрее.

Завечерело, быстро стало темнеть, но теперь, когда они нашли твердый ориентир, Олег был уверен, что у них получится добраться до нормального ночлега, и не надо, будто лешак, спать в лесу на деревьях. Он перестал нервничать и даже устроил для Нормана и Шурика что-то вроде экскурсии. То показывал им большую рысь, которая, еле различимая в сумерках, лежала на толстой ветке здоровенной липы. То учил их различать в общем шуме леса отдельные звуки: это листья шелестят, а это – уж шуршит.

А потом россыпь вывела их на широкую пустошь с серебристой от лунного света травой. Они остановились. За спиной еле-еле слышными остались уже привычное поскрипывание осин и шорох листвы на ветру. Норман почувствовал, что его отпустило неопределенное, нудное беспокойство – неизменный до сих пор спутник ночных прогулок по незнакомым лесам.

– Нам сюда? – обескуражено огляделся по сторонам Шурик.

– Почти, – усмехнулся Олег. – Нам туда.

Он показал рукой вперед и вверх. Там, на другой стороне пустоши, поверх косогора стояла темная стена деревьев, почти черная, четко выделяющаяся на фоне неба, не потерявшего еще синевы. Эти деревья тоже шумели, и тоже еле слышно, но совсем по-другому. Это было звучание хорошего оркестра, в сравнении с которым шум леса, откуда они только что вышли, был слабенькой какофонией.

Перед ними была одна из довольно часто встречающихся в Мещере локальных возвышенностей, которые называют островами.

– Вы тут оставайтесь, я скоро вернусь, – сказал Олег и быстро скрылся в темноте.

Появился он примерно через полчаса, одетый во что-то домотканое, с ворохом такого же кустарного вида рубах и штанов. Феликс уже дремал, а Шурик испытующе смотрел на рискнувшего напиться из ручья Нормана.

– Безумно вкусно! – как о великом открытии сказал он Олегу.

Олег тоже зачерпнул пригоршней воду и вылил ее в рот, потом еще раз.

– Ага, вкусная! Давайте, облачайтесь. – Он двинул ногой одежду. – И полезем наверх. А то спать ужасно хочется.

Лес на «острове» оказался великолепной дубравой. Мощные деревья не жались друг к другу, росли широко, кустарника почти не было. Идти было приятно, не то что по мокрому осиннику. Толстый слой прошлогодней листвы под ногами приятно проминался и пружинил как толстый теплый ковер. Гудевшие от нескольких часов ходьбы по корням, кустам и камням ноги блаженствовали.

Минут через десять пути они остановились перед дубом монументальнейших размеров. Норман обошел его кругом и объявил:

– Пятнадцать шагов!

Потом прикинул что-то в уме и еще раз восхитился:

– Так у него же метра три в диаметре!

– Три с половиной, – уточнил Олег. – Он второй в Европе по размеру и по возрасту.

– А самый большой какой? – спросил Норман.

– Стелмужский в Литве. Но тому около двух тысяч лет, а этому не больше тысячи.

– А где база-то? – голос Шурика был очень недовольным. Возраст дубов и дубоведение его не интересовало. По крайней мере, сейчас.

– Там база, – Олег хлопнул ладонью по стволу. – Сейчас войдем.

Он пошарил в складках коры, выудил оттуда веревку и в несколько движений скрылся наверху. Потом позвал Нормана.

Но поднявшись на дуб, Норман Олега не увидел. Здесь, на высоте четырех или пяти метров от земли среди титанических ветвей, расходящихся в стороны, было только порядочных размеров дупло, пахнущее давно залубеневшей древесиной, и гора старой засохшей коры вперемешку с отвердевшей замазкой. Норман наклонился и позвал почему-то шепотом:

– Олег, ты здесь?

Ответа не было.

– Олег! – Норман крикнул.

– Здесь я, здесь, – послышался голос снизу, и в глубине мелькнул свет. – Лезь ко мне.

И Норман полез. Спускаться оказалось несложно: ноги сразу же нащупали вырубленные в стенке дупла ступеньки, и ушла полминуты, не больше, чтобы оказаться в небольшой землянке, освещенной двумя лампами из кованого железа. Олег стоял спиной и длинной палкой выковыривал мох из дырки в сводчатом потолке.