Изменники Родины - [49]

Он держался с достоинством, даже важно, без униженных поклонов. Еще в присутствии Раудера он нашел себе место на подоконнике, сел и просидел все собрание молча, внимательно слушая. Когда начал говорить Шварц, он вступил в разговор и обнаружил неплохое знание немецкого языка, правда, не литературного, а одного из многочисленных провинциальных наречий; для того, чтобы взаимно понимать друг друга, этих знаний, приобретенных им в немецком плену после первой мировой войны, было вполне достаточно.

Его разговор со Шварцем затянулся довольно долго, и расстались они большими приятелями, к досаде и зависти Лисенкова, который по-немецки знал только «я, я», «гут», «никс гут» и несколько ругательств.

В конце собрания Маруся раздала старостам заранее приготовленные пачки всевозможных «бефелей» и бланки переписи, которую собирался проводить Крайсландвирт. Бланки эти были напечатаны на русском языке Клавдией Ивановной на спасенной ею машинке.

* * *

Пример первого частного предпринимателя в Липне Федора Егоренкова оказался заразителен: в течение одной недели получили патенты на право частной работы — портной, две портнихи, два сапожника, слесарь-кузнец, жестянщик, часовых дел мастер, парикмахер. Патенты уже не писались от руки, а печатались на машинке, что придавало им солидный вид.

По распоряжению Шварца, желавшего поднять частную промышленность, все эти люди были зачислены на хлебное довольствие, как рабочие, что давало бургомистру основание и право требовать, чтоб они не отказывались работать за деньги, и он это требовал, а каждый частник старался получить за свою работу хлебом, солью или еще какой-нибудь натурой.

Одновременно с развитием деятельности частников одно за другим начинали работать государственные предприятия.

Возобновила работу почти неповрежденная электростанция, начала сборку своей разрозненной техники МТС, шел ремонт маслосырзавода, был взят на учет склад кожсырья, почти полностью уцелевший, так как летом невыделанные кожи никому не были нужны, и охотники чужого добра только теперь начали до них добираться.

Учтено было все, что уцелело на разных концах города от многочисленных пожаров и еще более многочисленных разграблений; всего этого было очень мало, но все же оно давало иногда возможность вывернуться из затруднительного положения.

В городском Управлении под начальством бургомистра уже работало человек десять; здесь теперь вершился суд, разбирались тяжбы, направлялись на работу люди, принимались отчеты предприятий. В кассе уже собралось немало денег — за хлеб, за патенты и прочее, и можно было начать платить людям зарплату, хотя, по правде говоря, люди ею очень мало интересовались.

Венецкий работал с утра до позднего вечера, работал с увлечением и умудрялся поспевать всюду.

Лена с интересом наблюдала за ним и на работе, и дома: недавний измученный пленный, хмурый, угрюмый, пришибленный, не знавший, куда ему деваться, — на глазах делался совершенно другим человеком. Он теперь чувствовал почву под ногами и дело в руках; к нему вернулась его гордая осанка, в голосе все чаще и чаще слышались властные металлические нотки, хорошо известные тем, кто работал под его начальством до войны; его решения были быстры, часто совершенно неожиданны, но справедливы и тверды, и этих решений люди слушались, хотя иногда, конечно, ворчали, но до жалоб дело не доходило, и история с хлебом Ефросинии Катковской была пока единственным случаем неповиновения.

Зондерфюрер Раудер не раз оглядывался, заслышав уверенный звучный голос бургомистра, оглядывался и довольно усмехался: ему нравился человек, которого он сам лично назначил на этот пост.

* * *

К разнообразным и многочисленным работам, выполняемым бургомистром и его сотрудниками, неожиданно прибавилась еще одна: в здание, где размещалась вся немецкая и русская власть города, пришла молодая пара с заявлением, что они желают пожениться; сперва они обратились к Шварцу; тот подумал и послал их к бургомистру.

— Час от часу не легче! — воскликнул Венецкий, когда жених с невестой растолковали ему, зачем они пришли. — Загс надо открывать!.. Ну, что же делать?… Клавдия Ивановна! Напечатайте им удостоверение, да покрасивее!..

Клавдия Ивановна постаралась: «свидетельство о браке», напечатанное на оборотной стороне разрезанного на кусочки плаката, было на вид очень красиво и походило на настоящее.

На другой день явилось сразу несколько пар, принесли также регистрировать несколько новорожденных детей.

— А ведь женишки-то все без русских паспортов — зятьки! — заметила наблюдательная Клавдия Ивановна.

— Я тоже зятек! — усмехнулся бургомистр.

— Сергеич! А ведь и вам тоже надо такое удостоверение! — машинистка уже подняла руки, собираясь печатать.

Но, к ее удивлению, Венецкий вспыхнул.

— Спросите Лену! Пусть она решает…  — и поспешно вышел из комнаты.

Клавдия Ивановна пожала плечами и решила никого не спрашивать; она подумала, что Венецкий хочет сперва оформить свой окончательный развод с Валентиной.

Однажды, когда бургомистр был один, к нему обратился Виктор Щеминский.

— Николай Сергеич, дело у меня к вам есть, очень, очень важное!..