Изменники Родины - [45]

— Кто выгнал?

— Да Баранков же!.. Он же тут был царь и бог, что хотел, то и делал… Дом ему понравился, беженку там поселил, свою кралю…. Будто мало в Липне пустых домов!.. Я с ним поругалась, так он ничего не дал с собой взять, ни вещей, ни картошки… Живу теперь из милости у людей, а им самим есть нечего…. Ходила в деревню гадать…

— Ходили гадать? — Венецкому показалось, что он ослышался.

— Ну, что глаза таращите? Не знали, что я гадать умею?… Хотите, вам судьбу предскажу?… Вот я и ходила, пока больших холодов не было; полмерки картошки да овса котелок нагадала — этим и жила… Только в ближних деревнях люди сами голодают, а в дальние — идти не в чем…

Клавдия Ивановна показала на свои ноги, обутые — одна в мужской сапог с подошвой, подвязанной веревочкой, другая в разорванный резиновый ботик.

— Спасибо за хлеб! — она взяла протянутый ей бургомистром клочок бумаги и поднесла его к глазам.

— Ой! Целых двадцать килограмм!.. Николай Сергеич, а вас немцы ругать не будут, что вы так много выписали?

— Не будут!.. Надо теперь вас устроить с квартирой и с одеждой… А, может быть, вы работать пойдете? — Тогда все гораздо легче будет сделать…

— Я-то с радостью!.. Надоело без дела болтаться!.. Только какая же теперь работа? Где работать-то?

— Здесь, у меня!.. Будете секретарем, счетоводом, все равно чем… жаль, что нет машинки, а то вы были бы мне как находка…

— Машинка есть! — сказала Сомова сразу изменившимся деловым тоном.

— Где?

— У меня! Когда стали эвакуироваться, я ее забрала и на своем огороде закопала. У меня все погорело, а вот машинка цела осталась…. Я ее выкопала… чуть со злости не разбила… Я ее сюда принесу.

— Обязательно!

В эту минуту зашла Лена и, увидев старую знакомую, радостно приветствовала ее.

— Ну, Леночка, все наши старые друзья собираются! — весело сказал Николай.

Клавдия Ивановна несколько раз перевела взгляд с него на Лену и обратно и воскликнула:

— Ах, дура я, дура!.. Как это я раньше не сообразила, про кого разговор?… А то мне говорят, что Венецкий, бургомистр, поженился с какой-то Михайловной…

— В зятьи пристал, — подсказал Николай Сергеевич.

— Ну, да, так и говорят, что в зятьи пристал, только я в толк взять не могла, про какую Михайловну речь… А оказывается, я ее знаю прекрасно…

— Вы же нас и познакомили…

— Это когда в войну играли перед войной? Верно! Ну, значит, рука у меня легкая!.. А как, Николай Сергеич, не ревнует вас молодая жена?

— Нет, я не ревнивая! — ответила Лена, и глаза ее лукаво смеялись.

— Ну, любовь да совет!..

* * *

Полиция времен Баранкова была по распоряжению Раудера разжалована в полном составе, и бургомистру пришлось немало повозиться с подбором новой «Орднунг-Динст».

Он хотел, чтоб этим делом занялись люди честные и надежные, но после казни Баранкова никто из честных и в то же время здравомыслящих людей идти на эту работу не хотел.

Венецкий долго уламывал Володю Белкина, рабочего своего строительства, того самого, который выдвинул его кандидатуру в бургомистры.

Володя долго отказывался под разными предлогами: он говорил, что его мать не хочет, чтоб он шел в полицейские, да к тому же теперь люди начали строиться, и ему, хорошему столяру и плотнику, и без полиции работы хоть отбавляй.

— Эх, ты! — с сердцем сказал Венецкий. — Видно, у тебя совести нет ни на грош — сам меня подсунул в бургомистры, а когда я тебя прошу помочь, в кусты прячешься…

И Володя согласился.

А согласившись, он взялся за дело так ретиво, что сразу стал личным адьютантом бургомистра и его правой рукой.

Кроме него были зачислены в полицию еще четыре человека, но они существовали, как очень быстро определила Маруся Макова, «для мебели»…

Должность шеф-полицая исполнял временно по совместительству сам бургомистр, так как подходящей кандидатуры не было; остальные должности были вакантными.

Таково было положение дел, когда в одно прекрасное утро явился к Венецкому Виктор Щеминский в сопровождении переводчика Конрада.

— Николай Сергеич! Примите меня обратно в полицию!

— Тебя? После того, как ты безобразничал в Баранковской компании? Нет, дружок, займись-ка ты чем-нибудь другим!

— Это Баранков виноват был, а я-то причем?

— Знаю, знаю про все твои художества!.. Если тебя принять, ты опять возьмешься за старое!..

— Ну, пожалуйста, примите, Николай Сергеич! Я безобразничать больше не буду!

Это было сказано тоном школьника младших классов. Венецкий рассмеялся.

— «Больше не буду!» — передразнил он Виктора. — Этак и вся ваша братия заявит: «больше не буду!» — так всех и принимать обратно?

— Никого не принимать! — резко перебил его до тех пор молчавший Конрад и указал пальцем на Виктора. — Только его одного! Раудер приказал!

— Раудер приказал?

На губах Виктора мелькнула торжествующая усмешка, но он поспешил ее спрятать и заменить жалобной миной.

— Николай Сергеич! Возьмите!.. Даже Раудер позволил! — протянул он.

— Ладно! Володя, выдай ему винтовку! — распорядился Венецкий, прекрасно видевший все перемены погоды на выразительной Витькиной физионимии.

Почему Витька разыграл эту комедию упрашивания, если он знал, что бургомистру все равно, даже против воли, придется выполнить распоряжение коменданта? И почему Раудер сделал исключение для Щеминского, хотя сам же приказал выгнать всех Баранковских полицаев?