С противоположной стороны тоже вылетело несколько самолетов, и завязался ожесточенный воздушный бой.
— «Ты еси Бог, сошедший во ад, и узы окованных разрешивый»…
Понтоны, наведенные до половины реки, разлетелись в щепки; самолеты метались вверх и вниз в разные стороны, хлестая пулеметными очередями…
Лена опустилась на колени и склонила голову на могильный холмик; в панихиде произошла первая короткая заминка…
— «Во блаженном успении вечный покой!» — возгласил своим протодьяконовским басом Прохор.
Вечную память он пропел один. Лена молчала.
В сумерках никто не заметил, что на ее цветастом платке и клетчатой кофточке выступили темные пятна. Шальная пуля с самолета попала ей в затылок…
Гнутов осторожно приподнял ее и перевернул.
— Наповал убило! — проговорил он. — Сама по себе панихиду отпела, и пошла за Сергеичем следом!.. Знать, крепко они друг друга любили!.. Где лопата-то?
— Да что ты? Копали, копали, теперь опять перекапывать? — попробовал возразить один из беженцев.
— Лопату давай!
— Да опять же налетят… Уходить надо отсюдова!..
— А кто тебя держит? Уходи!..
Немецкие воинские части свернули по берегу в сторону, решив наводить мост где-то в другом месте. Беженцы тоже двинулись, кто вслед за немцами, кто назад…
Когда над местом неудачной переправы уже стояла почти круглая, кроваво-красная луна, Гнутов закончил свою работу и приписал на кресте, выше всех, двадцать четвертое имя Елены Михайловны Венецкой-Соловьевой.
Затем он пошел на берег и посмотрел на взбаламученную реку: широк и глубок был Днепр в этом месте…
И Прохор Гнутов запряг своих лошадей в уцелевшую телегу, собрал с помощью жены разбросанные вещи, взял вожжи в руки, посмотрел последний раз на могилу и решительно повернул свою подводу в обратную сторону.
