Изменник - [40]

— Не нужно ничего проверять. Я сам подарил ему эту зажигалку.

— А-а? Теперь вы поняли, что я говорю правду?

— Продайте мне эту зажигалку, — сказал Мукусеев. — Я заплачу.

Гойко несколько секунд молчал, потом произнес:

— Берите так. Денег не надо.

— Спасибо. — Мукусеев выключил фонарик и стиснул в кулаке «зиппо».

— Не за что. Я же вижу, что это как память.

— Спасибо, брат. Я… я не знаю, что сказать. Просто спасибо тебе.

— Есть еще кое-что… У моего товарища есть еще кое-что. Но уже за деньги, — сказал Гойко. — Что-то важное.

— А что значит «кое-что»? — переспросил Владимир.

— Я не знаю. Но он сказал: есть еще кое-что. Очень важное.

— А сколько стоит это важное «кое-что»?

— Еще тысячу марок, брат.

— Хорошо, будет еще тысяча марок.

— Когда?

— Скоро. День, два, три… деньги будут. Я обещаю.

— Когда будут деньги, поставь на окно в комнате включенную настольную лампу. Я буду знать, что ты достал деньги.

— Встретимся здесь же?

— Я сообщу, где и когда. Прощай. Я уйду сейчас, а ты побудь здесь еще минут десять.

— До свидания, — пробормотал Владимир. Гойко повернулся и пошел между могил. Луна скрылась и он растворился в темноте. Мукусеев снова сел на могилу. В левой руке он сжимал «зиппо». Он все еще не верил в реальность того, что произошло.

Он не знал, сколько просидел, сжимая в ладони зажигалку. Время мчалось сквозь него свистящим горячим ветром, наполненным лицами, голосами, воспоминаниями.

На плечо опустилась рука Джинна, и Владимир вздрогнул,

— Вот, — сказал он беспомощно, протягивая зажигалку. — Вот, Джинн… Витькина.

— Мои инструкции, Володя, ты все-таки проигнорировал, — сказал Джинн. Они сидели в комнате Джинна. На столе лежала зажигалка «зиппо», стояла бутылка ракии и два граненых стаканчика.

— Какие инструкции?

— Я просил выяснить как можно больше, что конкретно известно этому Гойко и кто таков он сам.

— Извини. Извини, Джинн, но как-то все инструкции сразу из головы вылетели… Да еще этот кот!

Джинн усмехнулся, Владимир налил в стаканчики ракии.

— Этот кот, собака такая, пять лет жизни у меня отнял.

— М-да, котик удачно зашел на огонек… Однако давай попробуем подвести итоги. Итак, что нам известно? Есть некий гражданин Гойко. Лет тридцати. Вероятно, житель Костайницы. Но за те три недели, что мы здесь отираемся, я его ни разу не видел.

— А ты уверен, что смог бы его опознать?

— Теперь — да. Черты лица я, разумеется, не рассмотрел, но голос и особенности походки я запомнил. В Москве или в Париже это, конечно, ничего не дает, но в Костайнице с населением две тысячи человек это уже нечто. Мы познакомились практически со всеми жителями Костайницы, но этого Гойко я наверняка не видел. Это довольно странно.

— Какие, — спросил Мукусеев, — ты делаешь из этого выводы?

— Выводы делать рано — фактов мало. Меня беспокоит другое…

— Где взять деньги?

— Черт с ними, с деньгами. Меня беспокоит, куда делась первая записка? — произнес Джинн.

— В то утро машины мыл Зимин, — ответил Мукусеев. — Неужели… Зимин?

***

После завтрака Мукусеев сказал:

— Коллеги, у меня есть сообщение.

— Какое же? — спросил Зимин. Он жевал зубочистку и щурился на солнце.

— Важное… Я бы сказал, весьма важное. Но обсудить его я предлагаю в другом месте. Ну, скажем, на речке.

— Ого! Вы нас уже заинтриговали, Владимир, — сказал Широков.

— На речке так на речке, — сказал Зимин. — Удочки брать?

Мукусеев, Широков и Зимин расселись на камнях, а Джинн стал швырять гальку, пуская блинчики. Река блестела, щебетали птицы… Все выглядело очень мирно и беззаботно.

— Итак? — спросил Зимин. Мукусеев закурил и сказал:

— Появился человек, который может указать место захоронения.

Он сказал эту фразу и замолчал. Джинн застыл с рукой, отведенной для броска, Зимин вынул изо рта зубочистку, а Широков сказал: кхе… Джинн швырнул свой камень, повернулся и сел на корточки — так любят сидеть зэки.

— Появился человек, который может указать место захоронения наших ребят, — повторил Мукусеев.

— Что же это за человек? — осторожно спросил Зимин.

— Человек до некоторой степени анонимный.

— Очередной Бороевич? — поморщился Джинн.

— Как он на вас вышел? — спросил Зимин.

— Прислал записку.

— Ого! С почтальоном?

— Нет, тайно сунул под дворник автомобиля, — ответил Мукусеев, глядя на Зимина.

— А посмотреть на эту записку можно?

— Да, конечно, я покажу вам ее… потом, позже.

— А сейчас не покажете? — спросил Широков.

— Собственно, записка не представляет большого интереса. Всю информацию я получил при личном контакте.

— Вы лично встречались с источником?

— Да, сегодня ночью на кладбище. — Джинн нахмурился и сказал:

— Какого черта, Володя! Что это за самодеятельность? За безопасность пока еще отвечаю я. А ты идешь один ночью на встречу с неизвестным… Это нормально?

— Так было надо, Олег.

Широков и Зимин переглянулись. Джинн раздраженно швырнул в воду камень.

— Спасибо. Спасибо тебе, Владимир Викторович, за доверие.

— Зря ты, Олег… Я был вынужден. Объяснить, почему?

— Да уж будь любезен, — сказал Джинн. Разговор шел как по нотам, а партитуру они написали еще ночью.

— Дело вот в чем, коллеги. Записка, которую я обнаружил вчера, была не первой. Первую я, к сожалению, не получил. Источник объяснил мне при встрече, что первую записку он сунул под дворник еще позавчера ночью… Она исчезла.