Изменник - [35]

— Слышу. Слышу вас, Владимир Викторович… У нас новости есть, но скверные, — пробивался сквозь треск голос Сергея Сергеевича. — Мы получили ответы на наши запросы. Взвод Бороевича действительно стоял в районе Костайницы в период с двадцать пятого августа девяносто первого вплоть до начала наступления. Конкретные позиции, которые занимал взвод, указать они не могут. Нет таких данных, не сохранилось.

— Плохо.

— Это не самое плохое, Владимир Викторович. Хуже другое. В живых из взвода почти никого не осталось. Половина погибла во время боевых действий. Еще несколько человек убиты или пропали позже. Троих, как и сообщил Бороевич, расстреляли в декабре девяносто второго в Баня Лука. Преступники не установлены. В живых из двадцати человек осталось в лучшем случае двое. Но один эмигрировал в Австралию, а местонахождение другого неизвестно.

— Худо. А тот человек, с которым Стеван встретился в тюрьме — Драган Титович? Удалось выяснить, где он и что с ним?

— Удалось. Его зарезали прямо в тюрьме. В результате разборки уголовников между собой.

— Понятно, — устало сказал Владимир, но в Белграде его не услышали.

— Не слышу вас. Не слышу, повторите.

— Понятно. Все, говорю, понятно. Зачистили все хвосты.

— Мы говорим по открытой связи, — сказал Сергей Сергеевич, — будьте осторожны в оценках, Владимир Викторович.

— Я постараюсь.

— Каковы ваши дальнейшие планы? — спросил издалека секретарь посольства.

«А действительно, — подумал Мукусеев, — каковы наши дальнейшие планы? Пить каждый день ракию и заниматься опросом „свидетелей“? А может, прав Зимин?»

— Я не готов дать конкретный ответ, Сергей Сергеевич, — сказал в шипящую трубку Мукусеев. — Посоветуемся на месте с коллегами. Возможно, примем решение о свертывании расследования.

Зимин ухмыльнулся и покосился на почти пустую бутылку с ракией.

— Но два-три дня мы еще здесь пробудем, — закончил Мукусеев.

— Хорошо, понял вас… Какие-то задания для нас есть?

— Заданий, Сергей Сергеевич, нет. Но есть просьба.

— Да, слушаю вас.

— Позвоните в Москву, нашим семьям. Сообщите, что все у нас в порядке, скоро вернемся.

— Это не проблема, Владимир Викторович. Сделаю сегодня же лично. Я, кстати, сделал бы это и без вашей просьбы.

— Тогда конец связи.

— Ждем вас. Желаем удачи.

Мукусеев положил трубку на аппарат. Зданович подмигнул и достал из сейфа третью бутылку ракии.

Потом продолжили в бильярдной. Хорошо продолжили — по-славянски. Широков и Зимин сразились на бильярде. Оба играли хорошо, но Зимин, значительно более нетрезвый, чем полковник СВР, все равно лучше. Загоняя шар, он приговаривал: «Хорошо яйцо к христову дню…» Потом пели песни. Русские и сербские. И все отлично понимали друг друга… Потом перебрались на природу. Ехали на милицейской «заставе». Как уместились внутри вшестером — непонятно. У реки жарили шашлыки и опять пили. Марко предложил пострелять по пивным бутылкам из его табельного пистолета. Пистолет, как и автомобиль, назывался «застава» и по габаритам был близок к ПМ.

Шериф Марко расставил пять пустых бутылок на бревне, отошел на пятнадцать шагов, взвел курок и подергал себя за ус.

— Сейчас, — сказал солидно, — посмотрите, как пуцают сербы.

Ствол «заставы» ходил вверх-вниз. Бабахнул выстрел… второй, третий, четвертый… седьмой. Затвор пистолета замер в заднем положении. Все бутылки стояли на бревне.

— Иди сюда, друже Марко, — позвал его Зданович. — Тебе нужно еще выпить, чтобы стала тверда твоя рука.

Шериф сменил обойму и протянул пистолет Мукусееву. Владимир отказался. Отказались Зимин и Широков, а Джинн взял «заставу». Он встал с земли, взвел курок и несколько раз вскинул пушку, прицеливаясь… Потом открыл огонь. Он тоже расстрелял весь магазин — семь патронов — но две бутылки все-таки снял. Третьей засадил под донышко.

— Иди сюда, друже Олег, — позвал его Зданович. — Твоя рука тверда. За это обязательно надо выпить.

— Давно не стрелял, — сказал Джинн, принимая стопку с ракией. Банкет продолжился.

***

Владимир проснулся ночью. В первый момент он не понял, где находится и как тут оказался. Он приподнялся на кровати, понял, что ночь, что он лежит одетый, а в окно льется лунный свет и надсадно, звеняще поют цикады… Он снова рухнул в подушку и закрыл глаза. И вдруг вспомнил все. Вернее, не совсем все. Например, как вернулся в пансионат, он не помнил. Но начало пьянки с мэром и шерифом он вспомнил. Игру на бильярде. И совместное хоровое пение. И шашлыки на пленэре. И Джинна с пистолетом в руке, и брызги разлетающихся бутылок… Дальше — провал… Да-а, товарищ депутат Верховного Совета, вы достойно представили свою страну! Куда как здорово! Бр-р-р…

Болела голова, во рту дышала зноем Сахара. Хорошо бы принять таблетку анальгина, но где его взять посреди ночи?… Который, кстати, час? Он посмотрел на левую руку и не увидел часов. Посмотрел на стол, куда обычно клал часы… и увидел бутылку пива. В дурном свете она выглядела айсбергом. Не веря себе до конца, Владимир протянул руку. «Айсберг» никуда не делся и даже оказался холодным на ощупь. Он взял эту лунно-ледяную бутылку, зажигалкой сорвал пробку и припал к горлышку. Вспомнил старушку в Псковской области: как боженька босичком по горлышку… Вот это, мать, верно. Это правильно.