Изменник - [26]

— Пригласи его, Ира, ко мне.

Через несколько секунд дверь кабинета распахнулась. На пороге остановился мужчина лет сорока. В хорошем костюме, в галстуке. У него были волосы с проседью и азиатчинка в лице.

— Прошу знакомиться, — сказал Одиноков. — Олег Иванович Фролов.

Мукусеев замер. Он не верил своим глазам. Он не верил своим глазам, потому что на пороге стоял Джинн.

***

Утро было свежим, солнце ярким, а небо голубым. Первого сентября девяносто третьего года от посольства России в Белграде отъехали два автомобиля с дипломатическими номерами. Часы показывали 9:55. Ровно два года назад, с расхождением в н5сколько минут, в свою последнюю поездку двинулись Виктор Ножкин и Геннадий Курнев.

— Какая-то во всем этом есть мистика, — говорил Мукусеев Джинну. Они ехали в первой машине. — Мистика, чертовщина. Я ведь не подгадывал так, чтобы именно первого сентября на место выехать, а вот как получилось… А, Джинн?

— Да, — согласился Джинн, — чертовщина. А уж чертей вокруг!…

— А вчера, когда я тебя увидел, подумал, что схожу с ума. Я ведь слышал от доктора, что ты погиб.

— От дока? Спился док… Жалко, хороший был мужик.

— А с тобой, Джинн, что случилось? — спросил Мукусеев.

— Долго рассказывать, Володя.

— А все же?

Джинн посмотрел на него сбоку:

— Потом как-нибудь. Я ведь тоже не ожидал, что когда-нибудь дороги наши пересекутся… Я вам очень благодарен за то, что вы тогда этого генерала уболтали.

— Да брось ты.

— Нет, не брось. Меня бы обязательно в Союз отправили а это было не ко времени, рано.

— Что так? Выслуга или что-то в этом роде?

— Нет, — сказал Джинн. — Должок один нужно было отдать.

Больше он не сказал ничего, но Мукусеев сам догадался, какой «должок» собирался отдать Джинн. Он вспомнил, как в далеком восемьдесят шестом военврач Чернышев сказал про капитана Фролова: «Джинн с напарником своим, Сашкой Сейфуллиным, в банды вдвоем ходили… убили Сашку два дня назад… тоскует Джинн».

— Отдал должок-то? — спросил Мукусеев. Фролов обернулся к нему, посмотрел внимательно и ответил:

— Я — офицер. Долги свои всегда отдаю.

***

В пятидесяти метрах за «фиатом», в котором ехали Мукусеев с Фроловым, двигался «фольксваген-пассат». В нем ехали Широков и Зимин. Шуршали шины, едва слышно, сыто, бормотал двигатель. Летело прямое, как стрела, почти пустое шоссе.

— Как думаете, Илья Дмитриевич, — спросил Широков, — получим мы положительный результат?

— Трудно сказать, Игорь Георгиевич… А вы как считаете?

— Ну, я-то кабинетный червь. Чиновник, если хотите.

— Так ведь и я не розыскник. Я — следак, тоже, по сути, кабинетный червь.

— Не скромничайте, вы в пять минут провели аргументированный анализ личности Бороевича. На мой взгляд, весьма убедительно.

— А я и не скромничаю. Я на следствии работаю двадцать семь лет. Доводилось общаться с самым разным контингентом — от хулиганов до маньяков. Сначала ты ничего не понимаешь, и тебя может обмануть или разжалобить любой пацаненок. Потом приходит опыт и обмануть тебя уже трудно… А потом, Игорь Георгиевич, вырабатывается интуиция. И вот тогда обмануть тебя уже невозможно. Ты начинаешь понимать мотивы человека глубже, чем он сам. Он может считать, что в его жизни произошла некая роковая случайность, ошибка. Но ты уже точно знаешь, что к этой «случайности» он сам дорожку протаптывал, сам к ней шел… Я не скромничаю, Игорь Георгиевич, но прогнозов давать не хочу.

***

— Я действительно очень вам обоим благодарен. Когда Виктор пропал, я уже здесь работал, в Югославии. Но я не знал, что Ножкин — это тот самый Виктор. Я ведь даже не знал ваших фамилий. Это уж потом, когда фотографии увидел, понял враз — ага, старый знакомый… Жалко. Жалко, что при жизни не встретились.

— Жалко… Как думаешь, Джинн, найдем?

— Вопрос, конечно, интересный. В окопах зарыли, говоришь? А ты знаешь, сколько там этих окопов?

— Нет, не знаю… Много?

— Как у дурака махорки. Все изрыто окопами, воронками, траншеями. Черт ногу сломит.

— Нам нужен засыпанный окоп.

— Тем хуже. За два года все заросло. Может статься — и следов не осталось.

— Что — совсем нет шансов?

— Не бери в голову, Володя — будем искать. Я живому Витьке спасибо не смог сказать, так хоть для мертвого постараюсь что-то сделать. Будем искать, Володя. А уж там — как выйдет.

***

— Вы считаете, Илья Дмитриевич, что информация Бороевича недостоверна?

— К сожалению, Игорь Георгиевич. Не потому, что Бороевич лжец. А потому, что он может добросовестно заблуждаться. Он болен, он озлоблен, он склонен во всем винить власти… Да и, в конце-то концов, он сам не видел захоронения. Он оперирует словами некоего третьего лица — Титовича, кажется?

— Да, некоего Драгана Титовича. Именно это меня и настораживает больше всего.

— Почему же?

— Потому, что Бороевича могли использовать втемную.

— Объясните.

— Этого Титовича могли сознательно подсадить к Бороевичу. С целью сделать из Бороевича информационную бомбу. Если это так, то информация может оказаться достоверной, и тела спрятаны именно в том месте, которое указал Титович.

— Довольно сложно, Игорь Георгиевич.

— Так ведь это не обычная уголовщина, Илья Дмитриевич. В практике разведки и контрразведки есть масса гораздо более изощренных примеров.