Изменить этот мир - [13]

Я открыл глаза. Впервые погружение в медитацию прошло так неожиданно и самостоятельно. Никакого предварительного самонастроя, никакой подготовки – переход состоялся так плавно и естественно, что я уже не мог отделить свои мысли от мыслей, дарованных мне вселенной. Но источник не так важен – главное, что теперь я получил ответ, ответ от самой судьбы. Что ж, я буду стараться, а там будь что будет…

Еще один день в деревне

Утром все вечерние мысли казались сном. Мне было лень вставать, и я лежал, перемалывая языком новое слово «инквизитор». Конечно, я знал, кто такие инквизиторы и чем они занимались, но применить это слово к себе – это совсем другое. «Ин-кви-зи-тор». Звучит очень даже неплохо. Я не хотел давать названия своей идее, но теперь она получила словесную форму «Я инквизитор. Моя задача бороться с ересью. Сам Бог подскажет, что есть ересь, а что нет». Чуть не добавил дальше: «Да пребудет со мной сила». Киношные штампы очень часто забивают голову и всплывают в самый подходящий или неподходящий момент. Может, это и неплохо, но иногда начинает нервировать. Позднее, полазив по словарям, я получил об инквизиции и инквизиторах более полные данные. Обобщая полученную информацию, можно сказать следующее: «Инквизиция – это латинское слово, которое обозначает всего лишь уголовный суд, некогда установленный папами для розыска и кары еретиков и преступлений против веры. А инквизитор – это обычная служебная единица, или один из судей инквизиции». В литературе последнее время часто упоминалось это слово, что не могло не покоробить, но слово слишком хорошо ко мне подходило. Я буду судьей, а судить буду тех, кого посчитаю еретиками, тех, кто совершит преступление против моей веры. Так что инквизитор – это та должность, которую я возлагаю на себя добровольно, и только смерть может ее с меня снять.

Я попытался встать с кровати и тут же рухнул обратно. Руки болели очень даже прилично, целый день рубки не пропал даром. Постанывая и кряхтя, включив волевые ресурсы, я сполз с кровати. Потряхивание расслабленными руками, небольшая зарядка – и я почти восстановился, недаром все же в детстве спортом занимался. Но пора переходить к более серьезным тренировкам. Не дело, когда мышцы начинают болеть после нагрузки.

Завтрак прошел весьма оживленно. Бабушка рассказывала обо всем, что произошло в деревне. Кто уезжал, кто приезжал, кто где пьяным повалялся. В общем, рутина, но так, как это рассказывала бабушка – это было что-то! Заряд бодрости на весь день был обеспечен.

Работать с утра явно не хотелось. Если уж говорить про мышцы, то они были категорически против. Я всегда гордился своей силой воли, и, похоже, пришло время ее проявить по-настоящему. С одной стороны, топор так и просился в руки, но, с другой, небольшие мозоли и боль не давали собраться. Я вспомнил слова Дона Хуана: «Дух воина не приспособлен ни к потаканию себе и жалобам, ни к победам или поражениям. Дух воина приспособлен только к борьбе, и каждое усилие – это последняя битва воина на земле. Поэтому результат значит для него очень мало. В своей последней битве на земле воин позволяет своему духу лететь свободным и чистым. И пока он ведет свою битву, зная, что его воля безупречна, воин смеется и смеется». Эти слова имеют колоссальное воздействие, это то, к чему надо стремиться, и, произнеся их, я уже чувствовал себя обновленным. К черту жалость к себе, к черту мозоли и боль! Я инквизитор, я воин! Возможно, это мое последнее усилие на земле, поэтому я должен все сделать безупречно!

Работа пошла. Щепки летели во все стороны, стук топора не прекращался ни на минуту. Я воспринимал себя как бы глядя со стороны. Ставь – руби – подними – поставь – руби. И так до бесконечности. После двух часов бешеной работы меня остановила мама.

– Что-то ты сегодня заработался. А как же руки?

Я посмотрел на свои руки. «Вот блин! – только и смог я подумать. – Как теперь делать массаж с такими руками?»

В запасе было еще пару дней, так что придется быть поаккуратнее. Немного перекусив свежим молоком и белым хлебом, я все же решил не пропускать ударную разминку в лесу – дома с топором не потренируешься.

Хорошо, что привычка бродить по лесу у меня была еще с детства, поэтому мои ежедневные уходы не удивили ни маму, ни бабушку. А то, что я гулял с топором – об этом можно никого не уведомлять.

Знакомые сильно побитые остатки дерева встретили меня не очень радостно. Смешно так говорить, но ощущение было стойким.

– Ты уж прости, но мне нужно тренироваться, – эта фраза вряд ли улучшила настроение останков, но на большее я был неспособен.

Удар, еще удар. С разбега, с прыжка. С прыжка получалось очень эффектно, но у меня были серьезные опасения по поводу эффективности этого приема. Достаточно объекту сделать шаг в сторону, и промах может оказаться фатальным, причем уже для меня. Удар снизу был явно бесполезен (во всяком случае, в моем исполнении), зато удар справа и наотмашь были просто великолепны. Я уже видел их своими основными приемами для будущей работы.

Странно, я уже стал думать, как убийца. Люди для меня объекты, а убийство – работа. Честно говоря, такое отношение – не очень хороший знак. Надо поработать над собой. Я должен выполнять волю свыше, поэтому у меня не должно быть чувств к провинившемуся человеку. Человек, может, и не виноват вовсе – виновато воспитание, родители и компания, в которую он попал. Но в то же время он сам теперь такой же родитель, сам представитель этой компании. Когда-нибудь этому должен прийти конец. Иногда это буду я, а иногда кто-нибудь другой…