Изменение глобального экономического ландшафта. Проблемы и поиск решений - [97]
В ходе кризиса происходит определенная коррекция дисбалансов, но они заведомо не могут быть преодолены в краткосрочном плане. Судя по поведению китайских официальных лиц и высказываниям китайских экономистов, у КНР нет иллюзий о возможности быстрого изменения нынешней структуры мировой экономики, где лидером остаются США. Но Китай использовал сложившуюся в ходе кризиса ситуацию для укрепления своих позиций по целому ряду направлений.
Руководители КНР были одними из первых, кто сразу же после обострения американского кризиса осенью 2008 г. заявил о необходимости реформировать международную финансовую систему. Речь шла об усилении контроля за межстрановым движением спекулятивного капитала, о разработке новых стандартов регулирования для рынков инновационных финансовых инструментов, а также о внедрении новых нормативов, гарантирующих «прозрачность» функционирования рынков. Предлагалось создание международной системы контроля за рисками и предупреждения кризисов, в том числе – за счет координации деятельности центробанков и других надзорных органов разных стран. Инициировалось усиление регулирующей роли международных финансовых институтов (прежде всего Международного валютного фонда), для чего в логике китайского подхода нужно не просто повышение их финансовых возможностей в осуществлении антикризисных мер, но и реформа самих этих институтов – повышение роли в них стран с «формирующимися рынками». Говорилось и о необходимости трансформации международной денежной системы, с тем чтобы преодолеть зависимость мировой экономики от состояния финансовой сферы одной страны, выступающей эмитентом международной резервной валюты. Подобные предложения последовательно высказывались Ху Цзиньтао на антикризисных саммитах «Большой двадцатки» (в Вашингтоне, Лондоне и Питтсбурге)[340].
«Вброшенная» было весной 2009 г. управляющим Народного банка Китая Чжоу Сяочуанем идея о введении на коллективной основе новой резервной валюты, призванной заменить доллар, была в дальнейшем без лишнего шума спущена на тормозах. По-видимому, китайские лидеры изначально понимали, что эта инициатива (перекликающаяся с аналогичными предложениями Д.А. Медведева) может быть эффектным политическим «козырем», но практически она вряд ли реализуема. Тем не менее в ходе многосторонних консультаций в рамках «двадцатки» Китай вместе с другими странами БРИК добился вполне осязаемых результатов. КНР согласилась выделить средства на пополнение ресурсов МВФ, причем это было сделано в форме «подписки» на номинированные в СДР облигации фонда. Их покупка Китаем на общую сумму 50 млрд долл., в свою очередь, призвана была способствовать диверсификации структуры китайских валютных резервов. Для сравнения: Россия, Бразилия и Индия выразили готовность приобрести таких облигаций на 10 млрд долл, каждая. В обмен страны БРИК получили от Запада обязательства по увеличению их квот в уставном капитале МВФ[341].
Еще более акцентированно Китай стремился представить себя в качестве инициатора создания межстрановой системы финансовой стабильности на региональном уровне. В период с декабря 2008 г. по март 2009 г. КНР заключила соглашения о валютных свопах (взаимном предоставлении ликвидности в национальных денежных единицах) с Южной Кореей, Сянганом, Малайзией, Индонезией, а также с Белоруссией и Аргентиной. Совокупные обязательства китайской стороны по этим соглашениям составляют 650 млрд ю.[342] В мае 2009 г. страны – участницы многостороннего процесса «АСЕАН+3» дали зеленый свет созданию Азиатского регионального валютного фонда. Его совокупный капитал должен составить 120 млрд долл., по 32 % этой суммы внесут из своих валютных резервов КНР (включая Сянган) и Япония, 16 % – Южная Корея, оставшиеся 20 % – десять стран АСЕАН[343].
Идея превращения самого китайского юаня в резервную валюту (ее выдвигают в основном политологи, а не экономисты) выглядит нереалистичной в ближайшей перспективе даже на региональном уровне ввиду неконвертируемости юаня по капитальным операциям, относительной неразвитости внутренних финансовых рынков, состояния платежного баланса и т. д. Но условия для повышения статуса юаня (по официальной китайской терминологии – для его «интернационализации») готовятся властями уже сейчас, ситуация мирового кризиса была использована для продвижения и на этом направлении. В декабре 2008 г. Госсовет КНР разрешил использование юаня в расчетах по товарной торговле с партнерами из стран АСЕАН в провинциях Гуандун, Юньнань, в Гуанси-Чжуанском автономном районе и регионах дельты реки Янцзы. Нефинансовым предприятиям в Сянгане, где юань уже много лет фактически является параллельной валютой, теперь было разрешено эмитировать юаневые облигации. В апреле 2009 г. китайское правительство санкционировало создание на экспериментальной основе расчетных центров по трансграничным торговым операциям с оплатой в юанях в Шанхае и четырех городах провинции Гуандун: Гуанчжоу, Шэньчжэне, Чжухае и Дунгуане[344].
Финансовая нестабильность в мире сделала еще более актуальной задачу рационального использования валютных средств, накопленных китайским государством и национальными компаниями. Быстрое снижение в условиях кризиса мировых цен на нефть побудило Китай активизировать ее импортные закупки в государственные резервы. Удешевление активов в ходе кризиса было использовано китайскими компаниями для еще более активного, чем в предыдущие годы, проникновения в зарубежные экономики, причем объектами покупки стали не только сырьевые предприятия, но и некоторые всемирно известные бренды в обрабатывающей промышленности. Среди прецедентных поглощений, осуществленных в 2009 г., – покупка государственной компанией Yangzhou Coal австралийского производителя угля Felix Resources за 2,8 млрд долл.; приобретение нефтехимическим холдингом Sinopec швейцарской компании Addax Petroleum, работающей в основном на нефтегазовых месторождениях в Африке, за 7,2 млрд долл.; вложения китайской частной компании Suning, выпускающей электротехнику, в пакет акций в 27,4 % японского конкурента LAOX; приобретение крупнейшей государственной нефтяной корпорацией PetroChina за 1 млрд долл. 45,5 % акций нефтеперерабатывающей компании Singapore Petroleum; переход от американской General Motors к китайской частной машиностроительной компании Tengzhong прав на торговую марку Hummer и др.
