Излучина Ганга - [123]
— Сундар, — начал он самым обыденным тоном, чтобы не слишком ее встревожить. — Детка, тебе, пожалуй, лучше пойти к нам в комнаты. Слуги удрали. Они наверняка вернутся, когда кончится вся эта передряга, бояться им нечего. Я подумал, что здесь ты как-то слишком на отлете. Пойдем лучше к нам.
— Конечно, — согласилась Сундари. — Только сперва я приготовлю тебе завтрак. Чай или кофе? Кофе, я думаю?
— Да, лучше кофе. Подумать только, что они натворили, — вдруг вспомнил он. — Зарезать всех коров в округе только потому, что их пасли пастухи-индусы! А теперь нет молока ни для индусов, ни для мусульман.
Он воспрянул духом, услышав ее рассуждения о сгущенном молоке и завтраке. Дочь наконец-то показалась ему взрослой и уверенной в своих силах. Что случилось с ней? Почему так внезапно превратилась она из простодушной девушки в женщину, изведавшую боль и страдания? Кажется, недавно была она совсем крошкой, и по вечерам нянюшка приводила ее в гостиную — поцеловать отца на ночь. Как одно мгновение промелькнули годы, и вот ему уже пятьдесят один, он утомлен и сломлен, его давит груз ответственности за судьбу жены и дочери.
— Сундар, — сказал он. — Если ты не возражаешь, переоденься во что-нибудь старенькое, попроще. И лицо хорошо бы вымазать чем-нибудь… Два-три пятна.
Она удивленно улыбнулась.
— Что с тобой? Не тревожься, на меня никто не позарится. Особенно если я буду рядом с мамой. Ты бы лучше с ней поговорил — она выглядит слишком эффектно.
Он кивнул и ответил совершенно серьезно:
— Да, ей тоже нужно переодеться во что-нибудь попроще. И еще, прошу тебя, Сундар, сними браслеты и все остальное. Сейчас опасно носить золото.
— Ты собираешься отдать драгоценности в банк?
— Банк! — он покачал головой. — Все банки закрыты. Все придется уложить в шкатулку и взять с собой. В тот день, когда мы доберемся до Джаландхара, мы устроим банкет, и вам обоим понадобятся украшения.
— Так-то лучше, — рассмеялась Сундари, гладя отца по плечу, — давай думать о том, что будет там, а не печалиться о здешних делах. Что плохого может случиться с нами — ведь мы поедем под военным конвоем до самой границы?
— Ничего не может случиться, — согласился он. — Это пограничные войска, они все еще под контролем англичан. И вообще, армию меньше всего затронула эта резня.
— То-то! Значит, не о чем тревожиться!
Он вздохнул, не в силах разделить ее оптимизм.
— Не беспокоиться невозможно, потому что никому теперь нельзя верить. А у меня еще такое чувство, будто я сам навлек на вас несчастье. Мама уговаривала меня уехать в прошлом месяце. Даже две недели назад это еще было совсем просто — сел в машину, и конец. Я мог бы взять служебные грузовики, и мы бы погрузили все, что захотели. Я уговаривал маму уехать без меня, но ты же знаешь, какой она бывает упрямой. А потом приехала ты…
— Я бы никогда не простила себе, если бы оставила вас одних в такое время, — сказала Сундари.
— А теперь вот приходится ждать полицейского конвоя, а они все откладывают со дня на день. Обещали отправить нас еще позавчера, сегодня мы бы были уже на месте. Но пока никаких сообщений.
— О, у этих бедняг сейчас столько забот, — утешила отца Сундари. — Ты просто избалован жизнью, всегда все было так, как ты хотел. Не правда ли? Пойдем. Пока я приготовлю завтрак, ты посидишь с мамой. Вот увидишь — тебе станет легче.
Он снова подумал о том, какое счастье, что Сундари сейчас с ними. Она не забывает о тысяче необходимых вещей.
— Как ты думаешь, — спросил он, — может быть, нам имеет смысл спуститься в нижние комнаты?
Она спокойно возразила:
— Чего ради? Если они подожгут дом, не все ли равно, где мы окажемся — внизу или наверху?
— Не говори таких страшных вещей! — рассердился Текчанд.
— Но ведь ты опасаешься именно этого.
— Вот до чего дошло! — воскликнул он, чувствуя, что говорит каким-то странным хриплым голосом. — Всю жизнь я прожил в этой части Индии, в этом городе. Я отдал ему все, что мог, и он платил мне добром. Я корнями врос в эту землю. Здесь есть улица, названная именем моего отца, библиотека, носящая мое имя. Родильный дом и женская школа названы именем твоей матери. Этот город принадлежит нам в такой же степени, как уважаемым мусульманским семьям — Аббасам, Хусаинам. Я и мой род сделали не меньше их для процветания и украшения города. Что же они теперь творят? Жгут дома! А мы? Ищем защиты у полиции, потому что добропорядочные горожане грозят нас прикончить.
Сундари ошеломила эта вспышка.
— Папа, прошу тебя, не говори так!
— К черту! Я должен с кем-нибудь говорить об этом! Должен! Иначе голова моя расколется! Я им доверял, я пренебрег советами твоей матери. «Они наши братья» — так я сказал ей. Почему я ее не послушался? Да потому, что мне хотелось сохранить все это — все созданное мною и моим родом. Один из лучших в городе домов, имя, известное всей провинции, лучшую во всей Индии частную коллекцию бронзы. Но кому-то понадобилось объявить мою родную землю чужой территорией — ни больше ни меньше! И только из-за того, что кучке хулиганов взбрело в голову прогнать индусов с их земли, я должен вырвать все с корнем и бежать, оставив то, что стало частью меня самого!
Игорь Дуэль — известный писатель и бывалый моряк. Прошел три океана, работал матросом, первым помощником капитана. И за те же годы — выпустил шестнадцать книг, работал в «Новом мире»… Конечно, вспоминается замечательный прозаик-мореход Виктор Конецкий с его корабельными байками. Но у Игоря Дуэля свой опыт и свой фарватер в литературе. Герой романа «Тельняшка математика» — талантливый ученый Юрий Булавин — стремится «жить не по лжи». Но реальность постоянно старается заставить его изменить этому принципу. Во время работы Юрия в научном институте его идею присваивает высокопоставленный делец от науки.
Ну вот, одна в большом городе… За что боролись? Страшно, одиноко, но почему-то и весело одновременно. Только в таком состоянии может прийти бредовая мысль об открытии ресторана. Нет ни денег, ни опыта, ни связей, зато много веселых друзей, перекочевавших из прошлой жизни. Так неоднозначно и идем к неожиданно придуманной цели. Да, и еще срочно нужен кто-то рядом — для симметрии, гармонии и простых человеческих радостей. Да не абы кто, а тот самый — единственный и навсегда! Круто бы еще стать известным журналистом, например.
Юрий Мамлеев — родоначальник жанра метафизического реализма, основатель литературно-философской школы. Сверхзадача метафизика — раскрытие внутренних бездн, которые таятся в душе человека. Самое афористичное определение прозы Мамлеева — Литература конца света. Жизнь довольно кошмарна: она коротка… Настоящая литература обладает эффектом катарсиса — который безусловен в прозе Юрия Мамлеева — ее исход таинственное очищение, даже если жизнь описана в ней как грязь. Главная цель писателя — сохранить или разбудить духовное начало в человеке, осознав существование великой метафизической тайны Бытия. В 3-й том Собрания сочинений включены романы «Крылья ужаса», «Мир и хохот», а также циклы рассказов.
…22 декабря проспект Руставели перекрыла бронетехника. Заправочный пункт устроили у Оперного театра, что подчёркивало драматизм ситуации и напоминало о том, что Грузия поющая страна. Бронемашины выглядели бутафорией к какой-нибудь современной постановке Верди. Казалось, люк переднего танка вот-вот откинется, оттуда вылезет Дон Карлос и запоёт. Танки пыхтели, разбивали асфальт, медленно продвигаясь, брали в кольцо Дом правительства. Над кафе «Воды Лагидзе» билось полотнище с красным крестом…
Холодная, ледяная Земля будущего. Климатическая катастрофа заставила людей забыть о делении на расы и народы, ведь перед ними теперь стояла куда более глобальная задача: выжить любой ценой. Юнона – отпетая мошенница с печальным прошлым, зарабатывающая на жизнь продажей оружия. Филипп – эгоистичный детектив, страстно желающий получить повышение. Агата – младшая сестра Юноны, болезненная девочка, носящая в себе особенный ген и даже не подозревающая об этом… Всё меняется, когда во время непринужденной прогулки Агату дерзко похищают, а Юнону обвиняют в её убийстве. Комментарий Редакции: Однажды система перестанет заигрывать с гуманизмом и изобретет способ самоликвидации.
«Отчего-то я уверен, что хоть один человек из ста… если вообще сто человек каким-то образом забредут в этот забытый богом уголок… Так вот, я уверен, что хотя бы один человек из ста непременно задержится на этой странице. И взгляд его не скользнёт лениво и равнодушно по тёмно-серым строчкам на белом фоне страницы, а задержится… Задержится, быть может, лишь на секунду или две на моём сайте, лишь две секунды будет гостем в моём виртуальном доме, но и этого будет достаточно — он прозреет, он очнётся, он обретёт себя, и тогда в глазах его появится тот знакомый мне, лихорадочный, сумасшедший, никакой завесой рассудочности и пошлой, мещанской «нормальности» не скрываемый огонь. Огонь Революции. Я верю в тебя, человек! Верю в ржавые гвозди, вбитые в твою голову.