Излишняя виртуозность - [24]

«Хорошо, что я отсюда уехал!» — мелькнуло ликование. «Но ведь вернулся же!» — придавила тяжелая мысль.

Собираясь сюда лет уже десять (правда, не думая, что навсегда), я с волнением думал, что не узнаю тех мест, где ездил в коляске. И вдруг я словно попал в сон, который периодически снился мне, — я снова оказался в том самом месте, которое помнил только во сне: те же деревянные двухэтажные дома, те же «дровяники» на краю оврага... Ничего не изменилось за тридцать лет! Тяжелый, темный сон про мое детство в чахлом квартале оказался не таким уж далеким — действительность не отличалась от него!

Еще одно обстоятельство — правда, не такое важное — тревожило меня. Ни в поезде, ни в гостинице я не успел зайти в туалет... осквернить родные места я, конечно, не мог... Я схватил такси и помчался в центр, но там все интересующие меня учреждения оказались закрыты, правда, по веским, уважительным причинам: в одном туалете проходила политинформация, в другом — профсоюзное собрание, в третьем — персональное дело. Казалось бы, надо радоваться столь бурной общественной жизни, но что-то удерживало меня.

Номер был заперт, я безуспешно дергал дверь, потом помчался по коридору. Я увидел дверь с нарисованным мужчиной, рванулся туда, но на пороге встала женщина, преграждая мне путь.

— Закрыто! — надменно проговорила она. Я с изумлением смотрел на нее — она была в роскошном кожаном пальто с мехом, на всех пальцах и в ушах сияли бриллианты, ключик, который она крутила, был золотой. За спиной ее маняще сипело и булькало фаянсовое оборудование.

— Не работает! — проговорила она.

— Но... почему?! — воскликнул я.

— А это уж тебя не касается! — сыто улыбнулась она.

Я разглядывал ее лицо и наряд.

«Да-а-а... видать, хлебное место!» — подумал я. Из-за ее спины выглянул вдруг мордатый мужик в модной «дутой» куртке.

— Кого ты тут волохаешь? — проговорил он. — Серега, ты, что ли? — мутным взглядом уставился он на меня. — Заходи — для своих у нас всегда!

Пришлось стать Серегой. В обнимку с ним я вошел в кафельное помещение. Посреди кафеля стоял стол, накрытый с вызывающей роскошью — икра, рыба, шампанское, коньяк.

— Ну, давай по коньячку — у подруги праздник сегодня, проговорил он, разливая коньяк. — Сколько не виделись-то с тобой? — он уставился на меня.

Я промычал что-то неопределенное.

— Я забыл, какая модель у тебя, — все сильней наливаясь дружескими чувствами, проговорил он. — Троечка или шестерочка?

— Троечка, — скромно проговорил я. — А у тебя?

— У меня троечка, но с шестерочными делами! — горделиво проговорил он.

— Ясно, — пробормотал я.

Хозяйка пристально смотрела на меня, подозревая во мне чужака.

— Давай закусывай — живем не бедно! — хозяин широким жестом обвел стол.

Закуска как-то не шла.

— А можно мне... это? — я стыдливо кивнул в сторону.

— Да ты что... здесь? — изумленно проговорил он.

— А... нельзя? Ну извини!

Покончив с этим визитом, я подошел в коридоре к администратору.

— А ключ... от сто шестнадцатого... не у вас? — спросил я.

— Ваш друг закрылся изнутри, видимо, никого не хочет видеть! — с тонкой усмешкой проговорил администратор. — Кстати, вашего друга (он сумел произнести эти слова с презрением и в мой адрес, и в его) дожидается тут какой-то товарищ (снова презрение), однако на стук и телефонные звонки ваш приятель не реагирует. Может быть, он вас устроит? — еще более пренебрежительно кивнул на меня администратор, обращаясь к гостю.

Со скамеечки поднялся мешковатый бородатый мужик.

— Синякова, — ткнув мне руку, пробормотал он. — Главный режиссер театра драмы и комедии.

— Очень приятно, — пробормотал я. Не скрою, меня изумило, что он назвался женской фамилией. Я подумал, что ослышался, но после оказалось, что нет.

— Разумеется, — заговорил администратор, подходя с ключом, — у нас имеется возможность открыть номер своими средствами, но — раз уж вы пришли...

— Разумеется... извините... подождите здесь! — Я взял у администратора ключ, открыл, просунулся в узкую щель... мало ли что там?

В номере было пусто, на постели были видны следы борьбы... за занавеской — я задрожал — темнел какой-то силуэт.

— Эй... кто там? — выговорил я.

— Это ты, что ли? — прохрипел голос, и высунулась Лехина башка.

— Ну ты даешь! — с облегчением опускаясь в кресло, проговорил я. — Чего прячешься-то — выходи!

— Не могу! — заикаясь, проговорил он. — Я голый! Эта... дождалась, пока я впал в забытье, и всю одежду увела, даже белье! Неужто Геха ее подослал? Ну друг! Хорошо, что хоть шапка цела! — он внезапно захихикал. — Откуда ей знать, что в такой лабуде такие деньги! Умен! — Леха погладил себя по шапке. — Отцепи меня, не могу больше! — свободолюбиво воскликнул Леха.

Я отцепил. Кутаясь в занавеску, как Цезарь в тогу, Леха пошел по номеру.

— Жалко, шмоток больше не захватил! — воскликнул Леха.

— Тебя там главный режиссер театра ждет, — проговорил я.

— Мужик, баба? — испуганно вскрикнул Леха.

На всякий случай я промолчал.

— Зови! — произнес Леха, перекидывая лишнюю материю через плечо.

Появился режиссер. Набычившись, он смотрел на Леху. Тот, надо сказать, держался неплохо. Можно было подумать, что последняя мода диктует именно такой стиль — тога и ушанка.