Изгой - [13]

– Значит, он сознает свое уникальное положение? – Полковник посмотрел на часы – у них в запасе было еще несколько минут.

– Я не думаю, что он полностью отдает себе отчет. Джефри тоже разделяет мою точку зрения. Вчера вечером, когда все легли спать, мы с ним еще долго разговаривали. Меня крайне волнует будущее Ренно. Он нужен Массачусетсу. Он нужен Коннектикуту, Род-Айленду и Нью-Йорку. Но, сдается мне, мы можем оказаться недальновидными. И очень эгоистичными. На что обрекаем мы этого впечатлительного молодого человека?

– Теперь понятно. Тебя волнует, как он воспримет Лондон. – Милдред посерьезнела.

Эндрю торжественно кивнул:

– Да, именно. Лондон с его миллионным населением, все эти бесконечные толпы, аристократы, которые вечно задирают нос и презрительно взирают на всех вокруг, все эти родственники и так называемые друзья, от которых мы с тобой и сбежали сюда. Лондон со всеми его торговцами, банкирами, со всеми его проститутками, картежниками и бандитами. С его честным трудовым людом, который и не представляет, что мир существует и за пределами Британских островов, и ненавидит всех иностранцев. Но Лондон на самом деле кишит иностранцами, там проживают представители как минимум двадцати национальностей. Не говоря уже о тавернах и прочих злачных местах, которые чуть не сгубили нашего Джефри.

– И ты считаешь, что лондонцы будут потешаться над Ренно.

– Конечно. Начиная с короля Вильгельма и кончая последним трубочистом, но не это меня заботит. Насмешек не любит никто, поэтому ему захочется изменить себя, подстроиться под их нравы, стать таким как все. И больше всего я боюсь именно этого – если он попытается приспособиться к английской цивилизации, он перестанет быть сенека, а значит, и самим собой.

– Значит, его нельзя посылать туда, – сказала Милдред.

Полковник покачал головой:

– Не так-то все просто. Если мы не окажем противодействия французам и позволим им и дальше укреплять свою армию и флот в Новом Свете, на наших колониях здесь можно поставить крест. Их союз с алгонкинами станет настолько мощным, что и сенека, и другие ирокезские племена будут уничтожены. Ренно – наш единственный шанс, только он сможет уговорить короля оказать нам и ирокезам военную и материальную поддержку. Тогда мы сохраним нашу свободу. Ренно, конечно, многим рискует, но ставки велики, и, если он не поедет, последствия будут ужасными!

Встревоженные супруги спустились вниз. Там, в большой гостиной, их уже поджидал Ренно.

Он сидел, скрестив ноги, на полу, словно стульев в комнате не было и в помине. Голова чисто выбрита, оставлена лишь одна прядь на макушке. Он натер лицо, руки и тело блестящим жиром и, несмотря на холодную погоду, сидел в одном набедреннике. Оделся он, как подобает быть одетым войну-сенека на свадьбе, и раскрасил лицо, туловище и руки ритуальным желто-зеленым узором. С пояса свисали томагавк и нож, на полу рядом с ним лежали лук и колчан со стрелами. Настоящий воин в полном боевом облачении, дикий индеец.

Милдред улыбнулась. Она знала, что опасения мужа не напрасны, но сейчас никак не могла представить, чтобы Ренно мог попасть под влияние белых.

Уилсоны сели в экипаж. Их сопровождали верхом на лошадях Том Хиббард и Ренно.

Гости уже начали собираться. Эндрю должен был принимать участие в церемонии, именно он будет передавать невесту будущему мужу. Он ушел туда, где была невеста, а его жена вошла в церковь. Большинство гостей уже заняли свои места.

Когда в церковь вошла Ида Элвин в сопровождении Балинты и Уолтера (который был одет или скорее раздет так же, как и Ренно), поднялся переполох. Молодой человек настоял на том, что останется сенека, а его мать была настолько рада произошедшим в нем переменам, что не стала даже возражать. Какое ей дело, что подумают люди!

Ренно присоединился к Эличи и другим воинам-сенекам. Они явно старались не выделяться и потому жались на задней скамье. Но как можно не заметить почти обнаженных индейцев? Ополченцы местной милиции, которые вместе с Ренно и Эличи ходили в поход на Квебек, встали со своих мест и подошли пожать руки боевым товарищам. У Ренно в форте Спрингфилд было вообще много друзей, и все считали своим долгом поприветствовать его. Но самое сильное волнение испытывали недавние иммигранты. Они были шокированы, увидев в церкви дикарей-индейцев, и постарались сесть как можно дальше.

Том Хиббард намеренно сел рядом с Нетти, которая, как всегда, сидела в одиночестве. На ней было простое серое шерстяное платье, почти никакой косметики. Она смотрела прямо перед собой и не обращала внимания на веселый гам вокруг. Когда рядом с ней кто-то сел, она быстро повернулась, узнала Тома и, казалось, очень обрадовалась. Единственный человек в форте Спрингфилд, помимо жениха и невесты, кто не считал ее окончательно падшей женщиной, был Том. Нетти улыбнулась ему и легким движением коснулась его руки.

Том улыбнулся в ответ, а ее прикосновение заставило его покраснеть. Ему было жалко девушку. Он прекрасно понимал, почему она занялась своим ремеслом, он сам прошел нелегкую школу лондонских трущоб. Еще он знал, что она девушка честная, и почему бы не помочь ей чувствовать себя немного более уверенно?