Изгнанник вечности - [187]
— Мне нужно как следует тебя осмотреть, Танрэй, — продолжал старый целитель. — Постарайся встать, пойдем ближе к свету. Отдай Коорэ отцу, девочка!
Ал протянул руку и нерешительно коснулся кончиками пальцев щеки сына.
Черные глаза проследили за ним из-под грязно-русых волос израненного Тессетена. А губы экономиста едва слышно пролепетали:
— Лишь рассудком ты сможешь прикоснуться к сыну своему… Всегда, кэанасаасирро[28], всегда…
Глава двадцать шестая,
где пути-дороги героев расходятся, а испытания продолжаются, где явь смешивается с фантазиями, фантазии — с нереализованными желаниями, а желания гаснут под напором жестокой реальности
Странное что-то было в глазах Учителя, когда во время стоянки он подозвал Фирэ и, тронув пятками бока своего жеребца, отъехал в вечеряющую степь.
Множество взглядов последовало за Сетеном: часть гвардейцев теперь подчинялась им двоим, Фирэ и его приемному отцу, и в каждом из ребят ощущалось то трепетное уважение, с каким солдаты выполняют приказы полюбившихся им командиров и вслушиваются, не заставляя кричать.
Трещина, пролегшая между мирами старых друзей — Ала и Тессетена, — с каждым днем ширилась. Ал стал неоправданно властным и почти не принимал никаких возражений со стороны старого приятеля, не говоря уж об остальных. Он все решал сам при молчаливом попустительстве кулаптра Паскома, который сильно сдал после того тяжелого боя, когда и ему тоже пришлось войти в состояние нежити. Фирэ казалось, тот как-то сник и опустил руки — задал направление пути, да и отступил на второй план, занимаясь теперь исключительно целительской деятельностью. И громадный караван — несколько тысяч людей и вьючных животных — потянулся по ледяным степям преобразившегося после сдвига земной коры материка Рэйсатру.
Фирэ пустил свою гайну рысью и догнал Учителя.
Мрачное небо опять грозилось снегопадом.
— Я переговорил с нашими ребятами на совете, — по обыкновению негромким и усталым голосом сказал Тессетен, останавливаясь у небольшого перелеска. На деревьях еще виднелись не опавшие, но скрученные и черные листья. — После того, что было сегодня, ни один из них не желает больше находиться в составе, который возглавляет Ал…
Он имел в виду недавнюю стычку с очередным отрядом мародеров, носившихся теперь по материку с оголтелостью безнаказанных мерзавцев. Дабы пресечь бегство многих слабых духом, Ал показательно, на глазах у всех, всадил свой псевдоаллийский меч в грудь едва не состоявшемуся дезертиру.
— Что с ним такое происходит, Учитель? Я слышал пересуды, и все сходятся на том, что Ал будто потерял душу. Но мы ведь с вами видели, все было совсем наоборот!
— Я не знаю, мальчик, не знаю, — почти со стоном ответил тот, разминая пальцами колено больной ноги и зябко кутаясь в меховую накидку. — И, если честно, меня это уже не интересует.
Фирэ подумал, что с его хворью нельзя мерзнуть, иначе боль будет только усиливаться до нестерпимости, но что тут поделаешь…
— Это вам нужно было забрать атмереро, — пробормотал юноша. — Вам, а не ему. Тогда ее силы пошли бы впрок, а не так, как ими распоряжается ваш друг…
Он сознательно не называл того Алом. Для него Ал был только один, и за ним Фирэ готов был идти хоть до Селенио. И кроме того, теперь молодой кулаптр окончательно убедил себя, что тот выстрел в брата был сделан другом Учителя неслучайно: Ал и в самом деле собирался убить Дрэяна.
Часто, так часто в последние пару месяцев, бредя по заснеженному континенту, Фирэ воображал себе так и эдак иное развитие событий. Отправной точкой был их разговор с Ормоной у озера, а затем фантазия отказывалась принимать то, что случилось, и во снах подменяла другой развязкой. Они втроем… вчетвером уезжают в Тепманору, потом находят и откапывают в горах то загадочное устройство, которое Учитель Учителя называет «куламоэно», местом вечной жизни. Каким-то непостижимым образом машина (Фирэ она казалась машиной) переносит их в благословенные места, где нет войн и катаклизмов, где всегда тепло и где совсем мало других людей, но и те встречают пришельцев дружелюбно. А вскоре рождалась попутчица, Саэти, и это было прекрасно. Фирэ плакал во сне, оттого что уже понимал: это все лишь грезы, на самом деле все было по-другому. Родившись, Саэти сразу была уже взрослой, такой, какой он видел ее в последний раз, и по этой самой примете юноша догадывался о неправдоподобности происходящего и в отчаянии просыпался.
— Нат был хранителем Ала. Я не мог отнять его у Ала и Танрэй…
Здесь, видимо, ключевая причина — Танрэй. Фирэ понимал, что, отгораживаясь от этой парочки, Учитель попросту борется с самим собой. Не будь дело в ней, вряд ли он проявил бы такую щепетильность к бывшему другу, которого давно уже стал презирать за слабости и неприспособленность к жизни, а теперь в довершение ко всему — за внезапное проявление инициативы.
Всем, всем обладал отныне счастливчик-Ал! Все стянул к себе чужими стараниями, болтун и белоручка! Из-за его жены погибли Ормона и бедная Саэти, из-за их существования часть «куарт» Падшего Фирэ воплотилась снова не там, где ей надлежало воплотиться, а в сыне тех, кто по недоразумению носили имена Ала и Танрэй. И, наконец, из-за Ала попутчица Учителя — не с Учителем, а с этим выскочкой. И нет ни просвета, ни выхода из путаницы дорог, взаимоисключающей многие ходы в игре. Да, хорошо было бы, умри Ал тогда, во время осады. И жив был бы Дрэян, и сейчас их община была бы надежно защищена от нападений, поскольку объединенные между собой не только пространственно, но и телесно попутчик и попутчица становятся мощной и неистощимой ментальной силой. А сейчас они могут использовать ее мизерно, Тессетен даже никак не накопит «пранэио» — энергию для восстановления клеток мозга в том участке, который отвечает за использование этой силы. А все из-за помехи в лице Ала!
