Изгнанник самовольный - [19]

Поэт искал себя, определялся во мнениях. Третий брат Тургеневых, Сергей, писал: "Да поспешат ему вдохнуть либеральность". Из этого утверждения следует, что политические его взгляды в этот период еще нестойкие. Экстремизм шел, возможно, не от пушкинского естества, но от среды, в которой он вращался. Ряд стихов он сочинил, чтобы стать ближе к этим своим знакомым, но для серьезных борцов он оставался милым проказником, не более того. Да и протест у Пушкина не был связан с активной деятельностью.

Симпатии и неприязнь молодого поэта возникали подчас не столько от его собственных взглядов, сколько под влиянием лиц, с которыми он сближался. Это были прежде всего братья Тургеневы и, более других, Александр Иванович. В 1817 году Александр Тургенев именовался "Ваше Превосходительство" и был управляющим департаментом Министерства духовных дел и народного просвещения, приближенным министра князя А.Н.Голицына.

Отметим, между прочим, что забавно читать у Александра Тургенева слово "советский". Без малого за сто лет до Ленина, в ноябре 1824 года, он писал брату Николаю Тургеневу за границу: "Для тебя не может быть это теперь тайной, ибо ты советский...". Имелась в виду принадлежность брата Николая к Государственному Совету. Николай был крупным государственным деятелем, членом Государственного Совета, но также и либерально мыслящим человеком. Третий брат, Сергей, был в это время в Париже. Все трое хорошо относились тогда к Пушкину, и, при наличии больших связей, имели широкие возможности, чтобы похлопотать о своих друзьях.

Еще одним петербуржцем, влияние которого на Пушкина представляется несомненным, хотя о путях этого влияния известно мало, был его тезка Александр Сергеевич Грибоедов. Они в одно время пришли служить в одно ведомство, вместе подписали присягу, хотя Грибоедов был без малого на десять лет старше. Он к этому времени уже имел озлобленный ум, по мнению современника, из-за того, что его не оценили как человека государственного. Можно предположить, что поведение Грибоедова, столь знакомое нам по Пушкину, также было результатом постоянного раздражения действительностью,- болезнью среды, как назовут состояние российского интеллигента психиатры конца XIX века.

Осенью 1817 года Грибоедов должен был стреляться из-за балерины Истоминой с корнетом Якубовичем. Дуэль отложили на год. Потом была "четверная" дуэль, во время которой Грибоедову прострелили руку. Общались они с Пушкиным недолго: Грибоедов уехал, а впоследствии за то, что был секундантом на дуэли, его отправили в Персию секретарем посольства. Впрочем, наказание Грибоедова Пушкин посчитал бы для себя удачей.

От Грибоедова о Пушкине прослышал его приятель по Московскому университету корнет Петр Чаадаев (Пушкин с его абсолютным слухом в языке писал "Чадаев", что по-русски звучит более естественно). Восемнадцати лет отправившись воевать, Чаадаев дошел до Парижа, получил награды. Его прочили адъютантом к царю, а стал он адъютантом командующего гвардейским корпусом генерала и князя И.В.Васильчикова. Чаадаев, в отличие от Пушкина, был богат. Встретились они у Карамзина.

Будущий философ и богослов, Чаадаев, как вспоминал современник, заставлял Пушкина мыслить. Он способствовал развитию поэта больше, чем кто-либо другой. Философия, мораль, право, история - их постоянные темы. Пушкин все чаще бывает у Чаадаева, берет у него книги. Именно Чаадаев открывает ему Байрона. И - важная деталь - между ними идут переговоры о совместной поездке за границу. После Пушкин не раз будет жалеть, что их поездка не состоялась: Чаадаев уехал один. А пока Пушкин начинает учить английский, беря у Чаадаева книги. Пиетет Пушкина по отношению к Чаадаеву, как это часто у поэта бывало, сплетен с иронией, но в ней любопытная оценка: в другой стране Чаадаев был бы знаменитой личностью, а здесь, в России, он всего-навсего военный невысокого чина:

Он вышней волею небес

Рожден в оковах службы царской;

Он в Риме был бы Брут, в Афинах Периклес,

А здесь он - офицер гусарской.

Такую подпись сочиняет Пушкин к портрету Чаадаева. Смысл ясен: талант у нас не в цене, власть в России в гениях не нуждается.

Чтобы замкнуть круг, остановимся на человеке, который также оказывал тогда большое влияние на Пушкина, но сегодня менее известен. То был чиновник того же Министерства иностранных дел Николай Иванович Кривцов. В войне 1812 года Кривцову оторвало ядром ногу выше колена. После русских побед он остался за границей, лечился. В Лондоне ему сделали пробковый протез, настолько удачный, что он мог даже танцевать. Он жил в Австрии, Швейцарии, Франции, Германии, говорил свободно на нескольких языках, водил знакомство с Гете, Гумбольдтом, Талейраном, встречался с Наполеоном, запросто бывал у многих западных знаменитостей. Когда Пушкин вышел из лицея, Кривцов возвратился из Европы. Познакомились они у братьев Тургеневых и по прошествии недолгого времени сошлись.

Кривцов вернулся большим либералом и демонстрировал Пушкину великолепный образец раздвоенного сознания российского интеллигента. Он был исполнительным, аккуратным и преданным престолу служащим, а в узком кругу ругал русские власти и отечественные порядки, не стесняясь в выражениях и не скупясь на остроумие. Речи его звучали еще резче, чем мальчишеская терминология Пушкина. И это было воспитание другого рода, нежели влияние друзей, перечисленных выше. Кривцов вскоре получил назначение в русское посольство в Лондон, о котором, как и обо всей Европе, много и увлекательно рассказывал Пушкину. Обсуждали они, по-видимому, и возможности пушкинского отъезда.