Изгнание норманнов из русской истории - [2]

, среди которых выходцев из Скандинавии было, если послушать Сабинина, больше половины). В связи с чем, наши предки, как убеждал впавший в состояние норманистского экстаза автор, буквально все заимствовали у скандинавов, включая язык и языческую религию («Замечательно, что религия в древней России была скандинавская, а не славянская»), а также «обыкновение мыться в субботу», обычай дарить детям на зубок и др.[4] Подобные размышления, казалось, канувшего в Лету «ультранорманизма» шлецеровского типа», и не имевшие абсолютно никакой опоры ни в русских, ни в иностранных источниках, были предельно актуализированы Первой мировой войной, а затем существованием Советской России (СССР), в связи с чем теория Арне была просто обречена на то, чтобы считаться «новым словом» в науке. Как верно заметила в 1955 г. находившаяся в эмиграции Н.Н. Ильина, она получила «большой успех в Западной Европе по причинам, имеющим мало отношения к исканию истины». Справедливость этого заключения подтвердил в 1962 г. английский ученый и крупнейший скандинавист П.Сойер, указав, что «нет никаких археологических свидетельств, способных оправдать предположение о наличии там (на Руси. - А.С., В.Ф.) обширных по территории колоний с плотным населением». Но так будут говорить много лет спустя после того, как в науке, благодаря Арне, прочно закрепилось еще одно ложное направление в изучении русских древностей, породившее большое число мнимых доказательств норманства руси, а те, в свою очередь, «плодясь и размножаясь», дали начало другим и т. д.

Вместе с тем Сойер, будучи сторонником норманской теории, дал объективную оценку построениям археологов-норманистов, чрезмерно абсолютизирующих скандинавский материал и на его основе интерпретирующих русскую историю в угодном для себя духе. Приведя слова выдающегося ирландского филолога Т. О'Рэйли, произнесенные в 1946 г., что «археологические факты часто скучны, но зато они обладают непреходящей ценностью; заключения археологов, напротив, нередко интересны, но сомнительны и эфемерны», он констатировал: «Сами по себе археологические находки, топонимы и монеты свободны от пристрастности, они не говорят ни за, ни против скандинавов. Тенденциозность создают те, кто работает с этим материалом». Скандинавские находки в захоронениях на территории Руси, обращал внимание исследователь, «еще не доказывают того, что люди, погребенные в этих могилах, были скандинавами или имели скандинавских предков. Предметы такого рода могут переходить из рук в руки, нередко оказываясь очень далеко от народа, который их изготовил или пользовался им первым. Это может показаться ясным как день, но порой об этом забывают. Некоторые ученые воспринимают обнаружение скандинавских предметов, особенно в России, как доказательство тесных связей со Скандинавией».

После чего Сойер доходчиво объяснил, как можно избежать ошибок. Во-первых, необходимо «остерегаться излишне доверчивого отношения к археологическим гипотезам», ибо если не признавать довлеющих над археологией ограничений, то «она может принести больше вреда, чем пользы». Во-вторых, «пытаясь увязать исторические и археологические данные, очень легко соблазниться самыми удобными гипотезами и отнестись к ним так, как будто они исключают все прочие возможности, поэтому историки, пользующиеся вещественными материалами, должны особенно остерегаться подобных обманчивых доводов»[5]. Но «обманчивые доводы» археологов-норманистов для их единомышленников - историков, лингвистов и других - всегда служат сигналом к началу нового витка в деле норманизации русской истории. В связи с чем теория Т.Ю. Арне, возникнув на совершенно пустом месте и только лишь в силу массовых норманистских настроений, по той же причине моментально получила мощную и совершенно фиктивную поддержку от имени лингвистики. В 1915 г. шведский славист Р. Экблом издал работу, задавшую, несмотря на ее довольно скромный объем (67 стр.), до сих пор очень громко звучащую в разговорах российских норманистов тональность. И в которой он убеждал, что названия от корня рус- и вар- (вер-) Новгородской земли являются доказательством расселения скандинавов в данном регионе. При этом профессионального лингвиста нисколько не смутило отсутствие в Швеции топонимов с такими корнями, что прямо указывает на ошибочность всех его рассуждений[6].

Этот же факт нисколько не смутил и А.А. Шахматова, для которого выводы Арне и Экблома явились той путеводной нитью, посредством которой академик в 1919 г. в монографии «Древнейшие судьбы русского племени» очертил границы «политического центра варягов» на северо-западе Восточной Европы, «откуда они господствовали над финскими и восточнославянскими племенами». Исходя из ложной посылки Арне (как отмечал в 1930 г. норманист Ю.В.Готье, он принял труд «Швеция и Восток» «целиком и без критики»), что «археологические данные устанавливают наличность более или менее обширных скандинавских поселений в IX-X веке на территории России в пределах современной Петроградской, Новгородской, Смоленской, Ярославской Владимирской, и др. губерний», и которые, по мысли Шахматова, являлись административными центрами скандинавов, и при этом беря во внимание неопределенные показания восточных источников об острове русов, ученый посчитал, что речь идет о Старой Руссе и ее округе. И охарактеризовал последнюю как «военно-организованную, ведшую торговлю, разбойническую колонию численностью до ста тысяч человек», где «военная организация приняла государственные формы», в результате чего возникла «русская держава» или «древнейшая Русь». К сказанному им было добавлено, что «островным городом, Holmgardr, скандинавы называли город, получивший позже (после основания Новгорода) имя Старой Русы».