Изгнание. Книга 1 - [3]

   И этот человек жил подле нас, в нашем доме, полных десять оборотов Зема вокруг Солнца, воруя информацию и перекачивая ауры с кэрт матери и моей, желая жить практически вечно, что вполне возможно при больших деньгах...

   Она нашла его, необыкновенно обаятельного, ровного в обращении, тихого и скромного нищего инженера-креатокоммуникатора, с ласковым вкрадчивым голосом, часто делающим смысловые паузы в речи, - в хиларисе.

  Она отдыхала там свободно, под чужим именем, - и прекрасный Хостис настолько запал ей в душу, что дамке Зоэфиль не тратила время на ожидание, первой выказав свой интерес. Мать всегда была слишком непосредственной и открытой в проявлении чувств. Не умела хранить себя на пьедестале.

   Не будь мать элитарией, я бы назвала ее страстной натурой, для которой эмоции и чувства значили ничуть не меньше, нежели интеллект. Долгие годы после встречи с Хостисом мать жила физической и душевной любовью к нему, - значит, мои гены инаковы от её генов. Мое тело и душа - изо льда, а сердце - из камня. Иначе я бы давно уже сама повесилась...

   Теперь меня зовут Церта, - так я сказала Инору, когда он меня спросил. А больше я ничего не помню, - и он верит в мое беспамятство, - такой глупой, почти никакой я умею казаться.

   Церта, ударившаяся головой о приоткрытый канализационный люк, - вечную примету окраин больших городов всех эпох....

   Зачем они искали меня по системе вестигации, - может, хотели предложить некий угол бытия, возможность жить тихо, забытой всеми? Но жить по-человечески, как достойной дочери великой матери, оставившей немалый след в астрофизике, креационизме и социальной политике Зема?

   Возможно, но почему мне было так страшно, когда я неслась по темным трущобам Субуры, безлюдным в середине ночи? Темный ужас и предвестье скорого физического конца поглотили все мысли.

   Звуки ментальных сирен догоняли отовсюду. Потом я упала в тот приоткрытый люк, полагая, что лечу навстречу смерти, чувствуя почти облегчение... ударилась головой в темноте... Слава Богу, сотрясение не всегда убивает, оно нивелирует импульсы мозга, усредняет до общей массы... И разрушает коннектор навсегда, делая вас никем, чье имя "никак и никто".

   Утратив средство внутренней связи, я стала стандартным субпролесом, - так Инор и указал в администрации префектуры: скорта Церта Мар, деклассированная. Без идентификатора личности и без памяти. И еще Инор помог мне измениться во всех отношениях, - меня стало трудно узнать. Я сама себя с трудом угадываю в зеркале.

   Инор спит. Мне его не поднять. Лениво, но старательно поправила гибкий, формотрансформный верх сиденья Инора, - под его головой выписалось небольшое углубление, - для комфортности. Слава Креатору, что он спит: отдохну немного без его шумно дышащей страсти, без этих напрасных доказательств то ли любви, то ли полновластной тирании над моим прекрасным телом, - подобного которому нет на планете Зем. Инор не знает о моей исключительности, он видит во мне обычную девку, красивую, холеную, и почему-то странно неопытную, пусть и "взрослую"...

   Пришлось в хиларисе расплатиться сразу при получении заказа: так потребовал живой подносчик блюд, воплощающий волю местной администрации, скрытой где-то за невидимым пультом контроля зала. Думаю, выглядим мы не шикарно, иначе ничтожный человечишко не осмелился бы вести себя так хамовато. Но деньги у нас есть, только никто об этом и не догадается, глядя на нас. Откуда деньги? Больной вопрос. Но таков был единственный выход для нас обоих...

   Мы получили аванс за предстоящую долгосрочную "работу" и позволили себе расслабиться. То есть это удалось Инору, для меня - деньги попросту выброшены на ветер. Я должна искать иные, высшие радости в пошлом бытии. Радости, недоступные для нищих и бездомных. Инор храпит мерзко, - похоже, вновь насморк, - не любит следить за здоровьем, думает лишь о контрацепции. Однажды велела Инору идти лечить гайморит, смешную болезнь, в социальной клинике, так он вытаращился в непонимании. Там очереди, сказал. Он не любит становиться человеком толпы даже на час! Лучше он будет сопеть сто лет, чем просидит пару часов в очереди. Дно...

   Не хочу тащить его на себе в нашу жалкую берлогу: Инор тяжел и отвратен сейчас своим недвижимым весом. Мизинчиком правой руки подозвала подносчика блюд, высокого парня с характерной бородавкой на границе верхней губы:

   - Милейший, мой товарищ перепил. У нас уплачено. Пусть спит, сколько сможет, - вы работаете круглосуточно, так? Я доплачу лично Вам, друг, только позвольте ему отдохнуть... А я пойду спать одна...

   Что смешного сказала? Но ничтожный раб расплылся в свинячьей ухмылке, закивал, как китайский болванчик. Принял кэрту, снял с неё, под моим пристальным взглядом, десять нуммов, вернул кэрту. Поклонился насмешливо, соглашаясь.

   Проводил меня к выходу, - я взглядом попросила служку об этом, - многие взгляды устремились на меня, поднявшуюся с места, одетую в поганые лайкровые шорты синего цвета и такую же майку-платье. Сумка через плечо блестит как ясный день, - вульгарная... Длинные ноги открыты целиком, страшно в таком виде идти по улицам Урба, - города в городе Оппидуме, квартала удовольствий в огромном мегаполисе. Могут счесть непутевой скортой или грязной люпой, - глупцы во всем видят пошлость, судят по себе. Еще раз обратилась к насмешливому служке: