Изгнание из рая - [40]

— За успех всех безнадежных дел!

Критики вмиг опустошили рюмки и уже смотрели на граненую бутылку снова, Дашунька воскликнула: «Ой, моя сковорода!» — и побежала на кухню. Критики налили уже сами. На кухне зашипело со страшной силой. Критики выпили без тоста и без задержки, хорошо зная, что закуска появится непременно, если не после второй, то после третьей. Подчеревный, заранее смакуя, как он обыграет в своих научных трудах проблемы мифотворчества с колхозным быком Мификом, принялся объяснять роль, значение и происхождение закуски.

— Закуска — это могучий фактор истории, должен вам сказать, — выпивая третью рюмку, разглагольствовал он. — Если хотите, она помогала завоевывать государства. В восточных деспотиях существовал целый ритуал закуски перед обедом. От персидских царей его переняли турецкие султаны. Римляне, которые в походах не разрешали себе излишней роскоши, все же не садились есть, не закусив перед тем круто сваренными яйцами.

— Мы с Дашунькой кур не держим, некогда с ними возиться, — сказал Гриша, — так что яиц я вам не предложу. У нас любят закусывать салом или раками. Раки и сало — залог здоровья. Но сала нет, потому что кабана я еще не колол, а раков не наловил, поскольку вы нагрянули неожиданно, без предупреждения…

— На Востоке очень популярны жареные баклажаны и холодный бараний мозг, — не унимался Подчеревный.

— Дашунька ученый зоотехник, а не агроном, потому мы баклажанов не разводим, — снова объяснил Гриша, — а баранов вы не найдете и в области, так как у нас зона индустриализации способов развития животноводства, а к барану индустриализацию применить еще никому не удавалось. Так что бараньих мозгов не будет.

Такие заявления не очень и разочаровывали гостей: бутылка была высокая и емкая, а на кухне с каждой минутой шипело все сильнее и сильнее.

Ни Слимаченко, ни Подчеревный при всей глубине их научного мировидения не могли догадаться, что шипело на кухне не сало, не масло, не мясо, а обыкновеннейшая вода, которую Дашунька, твердо выполняя Гришино указание, щедро лила из кружки на раскаленную сковороду, лила умело, с нужными паузами, не одинаковыми порциями, — вот тебе полнейшее впечатление, что жарят полкабана, и не меньше!

Когда же в бутылке не осталось даже двух перчинок (их проглотил Слимаченко), а шипение на кухне достигло, как говорят, апогея, Гриша незаметно оглянулся — и в тот же миг в хате появился дядька Обелиск и закричал:

— Товарищ голова, там в сельсовете Зинька Федоровна и еще кто-то из района или из области и спрашивают вас!

— Зинька Федоровна — это председатель колхоза, — объяснил членам комиссии Гриша, поднимаясь из-за стола. — Давайте, чтобы не терять времени, подскочим к сельсовету.

— А как же будет с этим… с этим самым? — пожевал свои усы Подчеревный. — Мы тут про закуски, а…

— Пообедать надо, — категорично заявил Слимаченко. — Я привык обедать.

— Я тоже привык, — сказал Гриша. — Когда никто не мешает. Но обедают все, а проверяет коз кто? Только доверенные люди. У нас нет времени на рассиживание за обедом, там нас ждут.

Критики неохотно встали, еще неохотнее выходили из дома, сопровождаемые соблазнительным шипеньем, Подчеревный замялся было, чтобы попрощаться с хозяйкой, но Гриша не дал сделать и этого, объяснил, что тут не до церемоний.

Однако на дворе, когда в распаренные головы ударило жгучее солнце, а кишки заиграли такие марши, что услышал даже привычный к голоданию у своей Феньки дядька Обелиск, критики объявили забастовку, на мотоцикл садиться отказались и заявили, что хотят пройтись пешком с товарищем исполнителем.

— Пешком так пешком, — не стал возражать Гриша и поехал в сельсовет один.

А Подчеревный и Слимаченко, окружив дядьку Обелиска с двух сторон, закричали в один голос:

— У вас тут какое-нибудь кафе, или столовая, или что-нибудь такое есть?

— Да есть кафе у тетки Наталки.

— Ведите нас туда поскорее!

— Можно было бы на мотоцикле, — сказал Обелиск.

— Мы не хотели беспокоить председателя. Ведите!

Обелиск повел их к Наталкиному кафе, но на двери висело объявление: «Закрыто на переучет».

— Задняя дверь здесь есть? — спросил Слимаченко.

— Да где?

— А боковушка?

— Да какая? У нас все уничтожено как класс.

Критики посмотрели друг на друга немного растерянно.

— Где ваш сельмаг?

— Ведите в сельмаг!

На дверях сельмага было написано: «Закрыто по случаю поездки за товаром в райцентр».

— Где у вас тут можно перекусить? — спросил Слимаченко дядьку Обелиска.

— А где? Все в степи, никто борща не варит. Разве ж что в детском саду.

— Ведите!

В детсаду голодным критикам объяснили, что обед давно уже прошел, а ужинают дети дома. Продуктов никаких не держат, чтобы не портились.

— Та-ак, — покусал губы Слимаченко. — Говорил я, не надо было сюда ехать, так и не надо было. Какие тут у вас ближайшие населенные пункты?

— Морозо-Забегайловка — девять верст, — спокойно ответил Обелиск.

— А ближе?

— Зашматковка — семь верст.

— Как туда идти?

— А вон через ту гору, мимо склада ядохимикатов…

…Дядька Вновьизбрать и Гриша стояли на балконе сельсовета и смотрели вслед Подчеревному и Слимаченко, которые чуть ли не бегом одолевали крутую зашматковскую гору.