Избушка на краю омута - [49]

На неубранном столе еще дымились их кружки с чаем. Солнечный луч уперся в огромную тарелку с нарезанной ломтями вяленой лосятиной, и Борис вдруг испытал приступ тошноты. Мясо выглядело отвратительно — неестественно красным, будто сырое. Прозрачные бусины жира проступили на нем, как сукровица на ободранной коленке. Интересно, сколько же лосей убил старик, если все подполье увешано длинными мясными лоскутами? Вдруг вспомнилась игра в прятки, когда, еще будучи первоклашкой, он нашел убежище в школьном гардеробе. Была как раз зима, и он засел среди свисавших с вешалок пальто и курток, надежно скрывшись от посторонних глаз. Подполье напомнило ему школьный гардероб, только вместо одежды повсюду свисало мясо.

Ключа под телогрейкой не было. Не оказалось его и под курткой. Борис снял с вбитых в стену гвоздей стариковскую одежду и обшарил в ней все карманы — никаких ключей! Неужели старик обманул его?

Солнечный луч, наполнявший комнату золотистым сиянием, вдруг потускнел, и сразу же серые тени выступили из всех углов. Странные скрипы и шорохи понеслись отовсюду. Тяжелые вздохи вырвались из невидимых ртов, им вторил чей-то невнятный сердитый шепоток. Шестым чувством Борис уловил чье-то присутствие. В избушке кто-то был — неосязаемый, незримый, но абсолютно реальный. Этот кто-то источал неуловимый для обоняния, но проникающий в каждый уголок души запах — боли, горя, неизбежности, обреченности. Так пахнет на похоронах — скорбными слезами и невосполнимой потерей. Так пахло то утро, когда однажды отец сказал ему, что мамы больше нет.

Взгляд Бориса испуганно заметался по стенам и нехитрой мебели в попытке обнаружить движение или тень, принадлежащую таинственному невидимке, но ничего странного или подозрительного не заметил.

Медленно переставляя ноги, будто балансируя на краю пропасти, он направился к темнеющему в полу проему. Хлипкая лестница застонала и задрожала под его весом. Тонкие перекладины прогибались, угрожающе поскрипывая. Вдруг к их тихому скрипу прибавился другой, более громкий и заунывный, идущий из глубины подземелья. Будто скрипели ржавые петли открывающейся двери. А затем раздался лязг металла, похожий на выстрел, и Борис от неожиданности оступился и сорвался вниз. Хорошо, что земля была уже близко и он ничего себе не сломал. Что это было? Похоже на захлопнувшуюся железную дверь! Может быть, старик все-таки нашел в своем кармане ключ и открыл ее? А почему тогда она захлопнулась? Ответы находились на расстоянии нескольких шагов. Раздвигая мясные лоскуты, болтающиеся в воздухе, он помчался к тому месту, где остались ждать старик и его друзья. И он уже понял, что опоздал.

Колючие мурашки побежали по коже, обжигая ее морозом. Однажды Борис уже испытал такое. Тогда ему было всего пять лет. В ту ночь ему снилось, что мама уходит от него. Он стоял ночью на пустынной дороге, освещенной луной, и смотрел на удаляющийся мамин силуэт. Она иногда оборачивалась и махала ему с улыбкой. Борис вдруг понял, что мама уходит навсегда. Стал звать ее, умолять, чтобы она осталась, но мама лишь оборачивалась и грустно улыбалась. Борис уже не мог разглядеть ее лица, но знал, что оно печальное. Будто она не хотела уходить, но должна была. Он кричал и плакал, пока не проснулся. Первой мыслью в момент осознания реальности было бежать к маме, проверить, не ушла ли она. В родительской спальне был только отец. Он сидел на полу, усыпанном осколками битого стекла, и плакал. Увидев его, Борис, как и сейчас, понял, что опоздал.

Старик стоял у кирпичной стены, освещенный тусклой «керосинкой». Рядом никого не было. Железная дверь тонула во мраке. Борис направил на стену луч фонаря, отыскал очертания проема. В глаза бросилось небольшое глухое окно в центре двери, едва заметное среди разводов многовековой ржавчины. Он случайно заметил его по выпуклым петлям, и ужас пронзил его насквозь. Как на тюремных камерах! Через такие «окна» надзиратели подсматривают за узниками. За узниками! Да что происходит?!

— Где все?! — заорал он диким голосом. — Ты что, их запер там?!

— Не шуми, — проскрипел старик невозмутимо. — Не мог же я посвятить в тайну клада всех твоих друзей. Это семейный секрет, и передать его я могу только тебе.

— А ну, выпусти их! Немедленно! — Борис бросился к двери в поисках ручки, нашел, схватился, потянул на себя, упершись одной ногой в стену. Дверь, конечно, не шелохнулась. Из-за нее слышались слабые звуки — похоже, крики запертых с той стороны друзей.

— Пусть посидят там немного. С ними ничего не случится. — При этих словах костлявая стариковская рука, неожиданно тяжелая, легла на плечо Бориса.

— Ты обещал показать нам клад! А сам заманил в темницу! — От панического ужаса Бориса сотрясала крупная дрожь.

— Обещал, и покажу. Но лишь тебе. Ты мой внук.

— Я не твой внук! Я тебе наврал! — срывающимся голосом завопил он.

— Ты мой внук, просто не знал этого. Я сразу учуял в тебе родню. Мое чутье никогда меня не подводит.

— Что за бред?! Я тебя обманул! Ты послал письмо не на тот адрес!

— Я не знал адреса, но верил, что однажды мое письмо попадет к тебе и приведет тебя сюда. Так и вышло. А теперь я должен тебе многое рассказать, — Пальцы старика впились в плечо Бориса, точно металлические клешни. — Идем наверх и там поговорим.