Избушка на краю омута - [28]

— Наверное, вы правы. Если дети еще в селе, то утром я их там и застану.

— Если так, найти их будет нетрудно. Там редко появляются приезжие, и в каждом доме будет о них известно.

— Тем более, я должен спешить! — Федор Гаврилович поднялся. — Передайте письмо в полицию. Они ведь тоже ведут поиски.

Лада взглянула на желтый листок и снова подумала с тревогой о том, до чего странное это письмо. Что-то было в нем неправильное. Зачем было придумывать этот ребус? Он оказался так прост, что любой первоклассник разгадал бы его в два счета. Ведь можно было просто дождаться приезда внука и рассказать о кладе, не опасаясь, что об этом узнают посторонние. Такое впечатление, что это письмо было написано специально. Похоже на приманку. Ловушку.

— Я поеду с вами, — сообщила она.

Федор Гаврилович замер у входной двери.

— Вы уверены?

— Если дети все-таки пошли в Камышовку, то вряд ли кто-то из селян согласится проводить вас туда. — Лада вздохнула и, помедлив, добавила: — Там считают, что Камышовка, — дурное место. Боятся.

— В смысле, дурное?

— Нечистое. То есть, что там нечисть водится всякая.

— Нечисть? Черти, что ли?

Лада рассмеялась, увидев его обескураженное лицо.

— Леший, кикиморы болотные, водяной, русалки, и так далее. Ну что вы, народный фольклор не знаете? — Она постаралась придать голосу непринужденный тон, чтобы он вдруг не подумал, что она и сама верит во все это. А ведь она верила, потому что видела. И поэтому так боялась.

— Ну, это сказки. — Он тоже улыбнулся. Глаза его радостно вспыхнули после ее согласия ехать с ним. — Я вам так благодарен! Ваша помощь сэкономит время. В тайге с ними каждую минуту может что-нибудь случиться. Хищники, болота… Э… Так я подожду вас внизу, в машине?

Лада кивнула.

— Я только переоденусь.

Федор Гаврилович выскользнул за дверь и осторожно, чуть ли не на цыпочках, пошел вниз по ступеням, стараясь не шуметь ночью в подъезде. Надо же, тактичный! Хотя у него такие неприятности с сыном, а голову не теряет!

Она метнулась в спальню, к шкафу. Полка, где стопками лежала теплая одежда, была самой верхней. Подпрыгнув, ухватила рукав свитера, и все содержимое ворохом посыпалось на нее и на пол. «Ничего, потом приберу», — подумала она, роясь в куче вещей в поисках джинсов и теплой куртки. Ночи в сырых лесах Камышовки всегда были холодные. Лада достала спортивную сумку, наскоро бросила в нее пару футболок, трикотажные брюки, кеды, теплую вязаную шапку. Мгновенно переместившись в кухню, опустошила холодильник, собрав в пакет остатки колбасы, сыра и хлеба, по пути в коридор заглянула в ванную, забрав с полки под зеркалом футляр с зубной щеткой и тюбик с пастой. У двери оглянулась, окинула взглядом уютную квартирку и вышла в подъезд, заперев за собой дверь. В тишине раздалось чье-то шумное всхлипывание. В воздухе висело облако сигаретного дыма. Лада посмотрела вниз, в проем между перилами. На площадке этажом ниже кто-то стоял. Спустившись на два пролета, она увидела Ларису, уставившуюся в окно. В ее руке дымилась сигарета. И это при том, что Лариса никогда не курила и курящих терпеть не могла.

— Привет, как ты? — прошептала Лада и коснулась ее плеча, от чего та содрогнулась всем телом и резко обернулась. Лицо ее было опухшим от слез, красные глаза смотрели злобно.

— А, это ты… — Она шумно шмыгнула носом и затянулась, выпустив густое серое облако вверх.

— Мне так жаль, — Лада растерялась, не зная, что еще сказать.

— Далеко собралась? — вдруг громко и хрипло спросила соседка. Сама же и ответила. — К нему? — мотнула головой в сторону окна и недобро рассмеялась. — Вон ты, какая шустрая оказалась! А я, наивная, с тобой советовалась, как к Федору подкатить, и знать не знала, что у тебя с ним шуры-муры… Хитра, подруга! Даже не намекнула.

— Да у нас ничего нет. — Лада изумленно уставилась на нее.

— Ага. Будто я не видела, откуда он только что вышел.

— Да у нас дети пропали! — выпалила Лада, забыв о том, что уже ночь.

— Ах, у вас уже дети! Во даете! Когда успели?

— Нет, послушай, ты не понимаешь. Дети в школе пропали, и с ними его сын, Борис. Мы едем искать их.

— Только что придумала? И чего так напрягаться, не понимаю. Ну, сказала бы, как есть… Шила в мешке не утаишь. Снюхались, значит. И давно?

— Лариса, что ты несешь?! — Лада почувствовала, что теряет терпение. — И вообще… Как ты можешь сейчас о таком думать? У тебя же отец вчера умер.

— Да? А я и забыла! — Она вдруг грубо расхохоталась, потом неожиданно смолкл, и, приблизив к ней перекошенное от бешенства лицо, зашипела с присвистом: — Да что ты можешь знать?! Живешь, как сыр в масле. Квартиру на халяву получила. А я всю жизнь мучилась с этим алкоголиком… Отец… Какой из него, на хрен, был отец?! Только и знал водку жрать. Матом орал, бил меня. Да у меня, может, праздник наступил. Да, я рада, что он сдох, и что? Что скажешь? Что я — чудовище? Радуюсь смерти родного отца? Так я тебе больше скажу: я сама его и траванула. Что вытаращилась? Держи глаза, пока не выпали. Да! Я, я ему водочку паленую подсунула. И если хочешь знать, никакой он мне не отец! Удочерили они меня, я детдомовская, поняла? И зачем они меня оттуда забрали? А так мне квартира полагалась от государства, и я б не мучилась столько лет с этим алкашом. Лопнуло мое терпение, сколько можно?! Иди, в полицию заяви, давай!