Избранные стихотворения - [20]
Я не утверждаю, что цикл представляет собой духовную автобиографию, которую нужно расшифровать, хотя с другой стороны, очевидно, что понятия «ОН» и «ОНИ», хотя и нуждаются в уточении в каждом случае, их значение различается в процессе преодоления жизненных искушений или в противостоянии с неизбежным поражением или попросту в связи с несчастной или счастливой долей сказочного героя...
Обрамляющие цикл сонеты представляют главную тему цикла (аутентичность личности) в традиционном образе Сада.
1. Дверь
И нищих будущее входит, а за ним[4]
Законы, палачи, загадки -- все войдут:
Ее Величество, чей нрав невыносим,
И, дураков дурача, пьяный шут.
Герой ее глазами ест, отсечь немедля чтоб
У прошлого главу, просунут лишь едва --
С миссионерскою ухмылкою вдова,
Иль с ревом рвущийся потоп.
Сгребаем все к ней, благо ли -- испуг
И бьемся в створки -- если смерти мгла.
Она однажды отворилась вдруг,
Алисе показав Страну Чудес,
Столь крохотной, в сиянии небес,
Что та и слез сдержать огромных не смогла.
2. Приготовления
Все загодя купить не преминули[5]
У лучших фирм: тончайший аппарат
Для измерения порока и, подряд,
От сердца ли, желудка ли -- пилюли.
Для нетерпения -- часы, конечно. Плюс
Для сумрака -- фонарь и зонтик -- от лучей;
На пули не скупился казначей
И дикарей утешить -- связки бус.
Им Упования была ясна система,
И раньше получалось, говорят.
К несчастью, в них самих гнездилась их проблема:
Ведь отравителю нельзя доверить яд,
Кудеснику -- тончайший тот прибор
И меланхолику -- винтовочный затвор.
3. Распутья
Здесь обнялись они, прощаясь. Больше не[6]
Им свидеться. По собственной вине.
Один рванулся к славе; шумной ложью
Сражен безжалостно, едва начавши взлет,
Другой похоронил себя в глуши, по бездорожью
Смерть тащится за ним туда который год.
Распутья, пристани, колес вагонных стук,
О, все эти места решений и разлук,
Кто может предсказать, какой прощальный дар
Укроет друга от бесчестья своей сенью,
И нужно ль вообще ему идти туда,
В края поганые и там искать спасенья?
Объяты страхом страны и погоды.
Никто не знал, вступив в борьбу со злом,
Что время не пошлет им откровенья;
Ибо легенды утверждают: для деянья
Предел ошибок ограничен годом.
Каких друзей еще предать и, покидая дом,
Каким веселием отсрочить покаянье,
Хотя, что проку в дне еще одном
Для путешествия длиною во мгновенье?
4. Пилигрим
В предместьи нет окна, чтоб осветить ту спальню,[7]
Где в маленьком жару огромный день играл;
Где множились луга, где мельницы нет дальней,
Любви изнанку мелющей с утра.
Ни плачущих путей, сквозь пустоши ведущих
К ступеням замка, где Мощей Великих склеп;
Мосты кричали: «Стой!», за плащ цеплялись кущи
Вокруг руин, где дьявол шел след в след.
Он повзрослеть мечтал, забыть, как этот сон,
Все заведения, где их учили руки мыть и лгать,
И истину скорей взвалить себе на плечи,
Ту, что венчает вздоха горизонт,
Желая быть услышанной и стать
Отцовским домом, материнской речью.
5. Город
В провинции, там, где прошло их детство[8]
В познаньи Неизбежности, в пути
Они учили, что им никуда не деться
От Неизбежности, одной на всех, как ни крути.
Но в городе уже их различали,
На веру деревенскую плюя,
Суть Неизбежности подобна там печали --
У каждого, как ни крути, своя.
Он, как и все они, прижился без проблем,
Среди соблазнов многих выбирая
Один, чтоб завладел им и повел,
Чтоб, совершенствуясь в искусстве быть никем,
Сидеть на площади, со смехом наблюдая,
Как входят в город юноши из сел.
6. Искушение первое
Стыдясь стать баловнем своей печали,[9]
Он в банду россказней беспутнейших вступил,
Где дар его чудесный все признали,
Избрав главой юно-воздушных сил,
Кто голод превращал в латинскую похлебку,
И хаос города -- по мановенью -- в парк,
И одиночество любое -- девой робкой --
Заставить мог сойти к нему во мрак.
Но если в помыслах своих он был предельно прост,
Ночь шла за ним, как с топором подонок.
Дома кричали: «Вор!», захлопывая двери.
Когда же Истина пред ним предстала во весь рост,
Он в панике приник к твердыне этой — вере
И сжался, как от окрика, ребенок.
7. Искушение второе
Книг этих безмятежные ряды[10]
Как будто бы и впрямь существовали —
Он отшвырнул соперникa труды
И застучал наверх по лестничной спирали.
И он вскричал, склонясь на парапет:
«Извечное Ничто, страсть без конца и края,
О, отпусти того, кто совершенства свет
Познал сейчас, с Тобой отождествляя.»
И камня немудреное томленье
Он ощущал дрожащею рукой,
Как приз ему за подвиг восхожденья,
Как обещание, что плоть угомонится
И обретет, страдалица, покой.
И в лестничный проем нырнул -- чтобы разбиться.
9. Искушение третье
Он принцев изучал, походку их и стать,[11]
Что дети говорят, о чем судачат жены,
Он в сердце старые могилы вскрыл познать,
Какие мертвецам не писаны законы.
И неохотно заключил: «Все врут
Любители помудрствовать лукаво
И к ближнему любовь -- причина ссор и смут,
И песня жалости -- бесовская забава.»
