Избранные стихотворения и проза - [40]

Да здравствует каждый орган моего тела, и все органы

любого человека, простого и чистого,

Нет ни одного вершка постыдного, низменного, ни одной

доли вершка, ни одна доля вершка не будет

менее мила, чем другая.

Я доволен — я смотрю, пляшу, смеюсь, пою;

Когда любовница ласкает меня и спит рядом со мною всю

ночь, и уходит на рассвете украдкой,

И оставляет мне корзины, покрытые белою тканью,

заполняющие собою весь дом,

Разве я отвергну её дар, разве я стану укорять мои глаза

За то, что, глянув на дорогу вослед моей милой,

Они сейчас же высчитывают до последнего цента точную

цену одного и точную цену двух?

4

Странники и вопрошатели окружают меня,

Люди, которых встречаю, влияние на меня моей юности, или

квартиры, или города, в котором я живу, или

народа,

Последние события, открытия, изобретения, общества, старые

и новые писатели,

Мой обед, моё платье, мои близкие, внешность, комплименты,

обязанности,

Подлинное или воображаемое равнодушие ко мне мужчины

или женщины, которых люблю,

Болезнь кого-нибудь из близких или моя болезнь, проступки

или потеря денег, или недостаток денег, или

уныние, или восторг,

Битвы, ужасы братоубийственной войны, горячка

недостоверных известий, прерывистые события, —

Всё это приходит ко мне днём и ночью и уходит от меня

опять,

Но всё это не есть моё Я.

Вдали от этой суеты и маяты стоит то, что есть моё Я,

Стоит весёлое, добродушное, участливое, праздное, целостное,

Стоит и смотрит вниз, стоит прямо и опирается рукою,

сгибает руку над незримой опорой,

Смотрит, наклонив голову набок, с любопытством, что будет

дальше.

Оно и участвует в игре и не участвует, следит за нею и

удивляется ей.

Я смотрю назад, на минувшие дни, где я пробирался в поту

сквозь туман, с разными лингвистами и спорщиками,

У меня нет ни насмешек, ни доводов, я наблюдаю и жду.

5

Я верю в тебя, моя душа, но другое моё Я не должно перед

тобой унижаться,

И ты не должна унижаться перед ним.

Поваляйся со мной на траве, вынь пробку у себя из горла,

Ни слов, ни музыки, ни песен, ни обычаев, ни лекций мне не

надо, даже самых лучших,

Убаюкай меня колыбельною, рокотом твоего многозвучного

голоса.

Я помню, как однажды мы лежали вдвоём в такое

прозрачное летнее утро,

Ты положила голову мне на бедро и нежно повернулась ко

мне,

И приподняла рубаху у меня на груди и вонзила язык в моё

голое сердце,

И дотянулась до моей бороды и дотянулась до моих ног.

Быстро возникли и простёрлись вокруг меня покой и знание,

которое выше всех земных рассуждений и доводов,

И я знаю, что божья рука есть для меня обещание,

И я знаю, что божий дух есть брат моего,

И что все мужчины, когда бы они ни родились, тоже мои

братья, и женщины — мои сёстры и любовницы,

И что сущность творения — любовь,

И что бесчисленны листья в полях — и, прямые, и поникшие,

И бурые муравьи в маленьких кельях под ними,

И мшистые лишаи на плетне, и груды камней, и бузина, и

коровяк, и лаконоска.

6

Ребёнок сказал: что такое трава? и принёс мне ее

полные горсти.

Как мог я ответить ребёнку? Я знаю не больше его, что

такое трава.

Может быть, это флаг моих чувств, сотканный из зелёной

материи — цвета надежды.

Или, может быть, это платочек от бога,

Надушенный, нарочно брошенный нам на память в подарок,

Где-нибудь в уголке есть и метка, имя владельца, чтобы,

увидя, мы могли сказать, чей?

Или, может быть, трава и сама есть ребёнок, взращённый

младенец зелени.

А может быть, это иероглиф, вечно один и тот же,

И может быть, он означает: «Взрастая одинаково в широких

зонах и в узких зонах,

Среди белых и среди чернокожих,

И канука, и токагоэ, и конгрессмэна[29] и негра, — я

принимаю одинаково, всем им даю одно».

А теперь она кажется мне прекрасными нестрижеными

волосами могил.

Кудрявая трава, я буду ласково гладить тебя,

Может быть, ты растёшь из грудей каких-нибудь юношей,

Может быть, если бы я знал их, я любил бы их,

Может быть, ты растёшь из старцев или из младенцев,

только что оторванных от материнской груди,

Может быть, ты и есть материнская грудь.

Эта трава так темна, она не могла взрасти из седых

материнских голов,

Она темнее, чем бесцветные бороды старцев,

Она темна и не могла возникнуть из-под бледнорозовых

кровель ртов.

О, я вижу, что голосов так много,

И что они звучат изо ртов неспроста.

Я хотел бы передать их невнятную речь об умерших юношах

и девушках,

А также о стариках и старухах, и о младенцах, едва только

оторванных от материнской груди.

Что, по-вашему, сталось со стариками и юношами?

И во что обратились теперь дети и женщины?

Они живы, и им хорошо,

И малейший росток указует, что смерти на деле нет,

А если она и была, она вела за собою жизнь, она не

подстерегает жизнь, чтобы её прекратить,

Она гибнет сама, лишь только появится жизнь.

Всё идет вперёд и вперёд, ничто не умирает,

Умереть — это вовсе не то, что ты думал, но гораздо приятнее.

7

Думал ли кто, что родиться на свет это счастье?

Спешу сообщить ему или ей, что умереть это такое же

счастье, и я это знаю.

Я умираю вместе с умирающими и рождаюсь вместе с

только что обмытым младенцем, я весь не

вмещаюсь между башмаками и шляпой,

Я гляжу на разные предметы, ни один не похож на другой,

каждый по-своему хорош.

Земля хороша, и звёзды хороши, и все спутники их хороши.