Избранные стихи - [4]

Идет морская синька

на белый камень мола,

И вдруг из рук служанки

под стол летит посуда,

И ложки подбирает,

бранясь, хозяин с пола.

1958

ТЕЛЕЦ, ОРИОН, БОЛЬШОЙ ПЕС

Могучая архитектура ночи!

Рабочий ангел купол повернул,

Вращающийся на древесных кронах,

И обозначились между стволами

Проемы черные, как в старой церкви,

Забытой Богом и людьми.

Но там

Взошли мои алмазные Плеяды.

Семь струн привязывает к ним Сапфо

И говорит:

"Взошли мои Плеяды,

А я одна в постели, я одна.

Одна в постели!"

Ниже и левей

В горячем персиковом блеске встали,

Как жертва у престола, золотые

Рога Тельца

и глаз его, горящий

Среди Гиад,

как Ветхого завета

Еще одна скрижаль.

Проходит время,

Но - что мне время?

Я терпелив,

я подождать могу,

Пока взойдет за жертвенным Тельцом

Немыслимое чудо Ориона,

Как бабочка безумная, с купелью

В своих скрипучих проволочных лапках,

Где были крещены Земля и Солнце.

Я подожду,

пока в лучах стеклянных

Сам Сириус

с египетской, загробной,

собачьей головой

Взойдет.

Мне раз еще увидеть суждено

Сверкающее это полотенце,

Божественную перемычку счастья,

И что бы люди там ни говорили

Я доживу, переберу позвездно,

Пересчитаю их по каталогу,

Перечитаю их по книге ночи.

1958

ЗАТМЕНИЕ СОЛНЦА. 1914

В то лето народное горе

Надело железную цепь,

И тлела по самое море

Сухая и пыльная степь,

И под вечер горькие дали,

Как душная бабья душа,

Багровой тревогой дышали

И Бога хулили,греша.

А утром в село на задворки

Пришел дезертир босиком,

В белесой своей гимнастерке,

С голодным и темным лицом.

И, словно из церкви икона,

Смотрел он, как шел на ущерб

По ржавому дну небосклона

Алмазный сверкающий серп.

Запомнил я взгляд без движенья,

Совсем из державы иной,

И понял печать отчужденья

В глазах, обожженных войной.

И стало темно. И в молчанье,

Зеленом, глубоком как сон,

Ушел он и мне на прощанье

Оставил ружейный патрон.

Но сразу, по первой примете,

Узнать ослепительный свет...

Как много я прожил на свете!

Столетие! Тысячу лет1

1958

ГРЕЧЕСКАЯ КОФЕЙНЯ

Где белый камень в диком блеске

Глотает синьку вод морских,

Грек Ламбринуди в красной феске

Ждал посетителей своих.

Они развешивали сети,

Распутывали поплавки

И, улыбаясь точно дети,

Натягивали пиджаки.

- Входите, дорогие гости,

Сегодня кофе, как вино!

И долго в греческой кофейне

Гремели кости

Домино.

А чашки разносила Зоя,

И что-то нежное и злое

Скрывала медленная речь,

Как будто море кружевное

Спадало с этих узких плеч.

1958

x x x

Я долго добивался,

Чтоб из стихов своих

Я сам не порывался

Уйти, как лишний стих.

Где свистуны свистели

И щелкал щелкопер,

Я сам свое веселье

Отправил под топор.

Быть может, идиотство

Сполна платить судьбой

За паспортное сходство

Строки с самим собой.

А все-таки уставлю

Свои глаза на вас,

Себя в живых оставлю

Навек или на час,

Оставлю в каждом звуке

И в каждой запятой

Натруженные руки

И трезвый опыт свой.

Вот почему без страха

Смотрю себя вперед,

Хоть рифма, точно плаха,

Меня сама берет.

1958

ПЕТРОВСКИЕ КАЗНИ

Передо мною плаха

На площади встает,

Червонная рубаха

Забыться не дает,

По лугу волю славить

С косой идет косарь.

Идет Москву кровавить

Московский государь.

Стрельцы, гасите свечи!

Вам, косарям, ворам,

Ломать крутые плечи

Идет последний срам.

У, буркалы Петровы,

Навыкате белки!

Холстинные обновы

Сынки мои, сынки!..

1958

x x x

Мы шли босые, злые,

И, как под снег ракита,

Ложилась мать Россия

Под конские копыта.

Стояли мы у стенки,

Где холодом тянуло,

Выкатывая зенки,

Смотрели прямо в дуло.

Кто знает щучье слово,

Чтоб из земли солдата

Не подымали снова,

Убитого когда-то?

1958

ИЗ ОКНА

Еще мои руки не связаны,

Глаза не взглянули в последний,

Последние рифмы не сказаны,

Не пахнет венками в передней.

Наверчены звездные линии

На северном полюсе мира,

И прямоугольная, синяя

В окно мое вдвинута лира.

А ниже - бульвары и здания

В кристальном скрипичном напеве,

Как будущее, как сказание,

Как Будда у матери в чреве.

1958

ЧЕТВЕРТАЯ ПАЛАТА

Девочке в сером халате,

Аньке из детского дома,

В женской четвертой палате

Каждая малость знакома

Кружка и запах лекарства,

Няньки дежурной указки

И тридевятое царство

Пятна и трещины в краске.

Будто синица из клетки,

Глянет из-под одеяла:

Не просыпались соседки,

Утро еще не настало?

Востренький нос, восковые

Пальцы, льняная косица.

Мимо проходят живые.

- Что тебе, Анька?

- Не спится.

Ангел больничный за шторой

Светит одеждой туманной.

- Я за больной.

- За которой?

- Я за детдомовской Анной.

ЛАЗУРНЫЙ ЛУЧ

Тогда я запер на замок двери своего дома и ушел вместе с другими.

Г. Уэллс

Сам не знаю, что со мною:

И последыш и пророк,

Что ни сбудется с землею,

Вижу вдоль и поперек.

Кто у мачехи-Европы

Молока не воровал?

Мотоциклы, как циклопы,

Заглотали перевал,

Шелестящие машины

Держат путь на океан,

И горячий дух резины

Дышит в пеших горожан.

Слесаря, портные, прачки

По шоссе, как муравьи,

Катят каторжные тачки,

Волокут узлы свои.

Потеряла мать ребенка,

Воздух ловит рыбьим ртом,

А из рук торчит пеленка

И бутылка с молоком.

Паралитик на коляске

Боком валится в кювет,

Бельма вылезли из маски,

Никому и дела нет.

Спотыкается священник

И бормочет:

- Умер Бог,