Избранные рассказы - [18]

Лето

Под вечер Флоренсио с малышкой спустились к летнему домику по тропинке, сплошь покрытой рытвинами и усеянной камнями, так что только Мариано и Сульма отваживались ездить по ней на джипе. Дверь открыла Сульма, и Флоренсио показалось, что глаза у нее такие, как будто она только что резала луковицы. Из другой двери появился Мариано, пригласил гостей в дом, но Флоренсио хотел только, чтобы они взяли к себе малышку до завтрашнего утра, потому что ему надо съездить на побережье, срочное дело, а в селении некого попросить о таком одолжении. Да, разумеется, сказала Сульма, оставляйте у нас, мы постелем ей здесь же, внизу. Зайдите, выпейте рюмочку, уговаривал Мариано, всего–то пять минут, но Флоренсио оставил машину на площади, и ему надо ехать не мешкая; он поблагодарил обоих, поцеловал дочурку, которая уже обнаружила на диванчике стопку журналов; когда дверь закрылась, Сульма и Мариано переглянулись почти недоуменно, словно все произошло слишком быстро. Мариано пожал плечами и вернулся к себе в мастерскую, где подклеивал старое кресло; Сульма спросила малышку, не голодна ли та, предложила ей посмотреть журналы, а то в кладовке есть мячик и сачок для бабочек; малышка поблагодарила и принялась листать журналы; Сульма понаблюдала за ней немного, пока готовила к ужину артишоки, и подумала, что ее можно оставить играть в одиночестве.

Здесь, на юге, уже смеркалось рано, оставался всего месяц до возвращения в столицу, в другую — зимнюю — жизнь, которая, по сути, сведется все к тому же житью–бытью — вместе, но на расстоянии, дружеская приветливость, уважительное соблюдение бесчисленных пустячных и деликатных ритуалов, принятых между супругами, — вот как сейчас, когда Мариано нужна конфорка, чтобы подогреть баночку клея, и Сульма снимает с огня кастрюльку с картошкой и говорит, что доварит потом, а Мариано благодарит, потому что кресло уже почти готово и лучше подклеить сразу же; ну конечно, ставь греться свой клей. Малышка листала журналы в глубине большой комнаты, которая служила столовой и кухней, Мариано достал из кладовки конфеты для нее; пора было пойти в сад выпить рюмочку, поглядеть, как сгущается темнота над холмами; на тропинке никогда никто не появлялся, первый дом селения вырисовывался гораздо дальше, на самом верху; перед их домиком гряда холмов спускалась все дальше вниз, в глубь долины, уже погруженной в полумрак. Налей, я сейчас, сказала Сульма. Все свершалось по заведенному порядку, всякому делу свой час и всякому часу свое дело, только вот из–за малышки схема чуть–чуть сместилась; для нее табуретик и кружка молока, погладить по головке, похвалить за то, что так хорошо себя ведет. Сигареты, ласточки, снующие над крышей домика; все повторялось, все было как всегда, кресло, должно быть, совсем почти высохло, оно подклеено, как этот новый день, в котором ничего нового нет. Незначительное разнообразие вносилось присутствием малышки — в этот вечер — да — иногда — появлением в полдень почтальона, нарушавшего их одиночество письмом для Мариано или для Сульмы, которое адресат принимал и уносил, не говоря ни слова. Еще один месяц предсказуемых повторений, словно отрепетированных заранее, — и джип, загруженный доверху, отвезет их обратно, в столичную квартиру, в жизнь, которая отличается от летней лишь по форме: компания Сульмы, друзья Мариано, тоже художники, послеобеденное хождение по магазинам для нее, вечера в кафе для него, всюду они появляются врозь, хоть и встречаются для соблюдения отлаженных ритуалов; утренний поцелуй и совместное времяпрепровождение по нейтральной программе, вот как сейчас, когда Мариано предлагал еще рюмочку, а Сульма кивала, глядя на дальние холмы, уже темно–фиолетовые.

Что ты хотела бы на ужин, малышка? Мне то же, что вам, сеньора. А вдруг она не любит артишоков, сказал Мариано. Нет, люблю, сказала малышка, с маслом и уксусом, только соли поменьше, от соли щиплет во рту. Они рассмеялись, для тебя приготовим отдельно. И яйцо всмятку, ты ешь всмятку? Ем, ложечкой, сказала малышка. И соли поменьше, от соли щиплет во рту, пошутил Мариано. От соли очень щиплет во рту, сказала малышка, я своей кукле даю пюре без соли, сегодня я куклу не взяла, папа очень спешил, и я не успела. Хорошая будет ночь, подумала вслух Сульма, погляди, какое прозрачное небо с северной стороны. Да, не очень будет жарко, сказал Мариано, втаскивая кресла в нижнюю гостиную и включая лампы по обе стороны большого окна, выходившего в долину. Так же автоматически он включил радио. Никсон поедет в Пекин, представляешь, сказал Мариано. Конец света, сказала Сульма, и оба засмеялись одновременно. Малышка углубилась в изучение журналов и загибала уголки на страницах с комиксами, словно собираясь их перечитывать.

Темнота наступала в запахе аэрозоля — инсектицида, который Мариано распылял в спальне, — и в благоухании луковиц, которые крошила Сульма, подпевая радио, передававшему мелодии в стиле поп. Среди ужина малышка стала клевать носом над яйцом всмятку; Мариано и Сульма, подшучивая, уговорили ее доесть яйцо; Мариано уже поставил раскладушку с надувным матрацем в самом дальнем углу кухни так, чтобы не мешать ей, если они еще посидят внизу, слушая пластинки или читая. Малышка доела персик и согласилась, что ей хочется спать. Ложись, солнышко, сказала Сульма, ты знаешь, если захочется пи–пи, поднимайся наверх, мы оставим свет на лестнице. Малышка поцеловала обоих в щеку, уже совсем сонная, но перед тем как лечь, выбрала журнал и сунула под подушку. Фантастический народец, сказал Мариано, какой недосягаемый мир, и подумать только, он был когда–то открыт и для нас с тобой, и для всех. Может, он не так уж и отличается от нашего, сказала Сульма, убиравшая со стола, вот у тебя тоже пунктики, флакон одеколона слева, «жиллет» справа, а уж обо мне и говорить нечего. Но ведь это не пунктики, подумал Мариано, скорее ответ смерти и небытию — закрепить на месте каждую вещь, каждый отрезок времени, измыслить обряды и способы преодоления хаоса, полного прорех и пятен. Но вслух он не говорил ничего такого, потребность говорить с Сульмой, казалось, все убывала, да и Сульма не говорила ничего, что могло бы вызвать обмен мнениями. Принеси кофейник, чашки я уже поставила на каминную полку. Проверь, остался ли сахар в сахарнице, в кладовке есть непочатый пакет. Куда девался штопор? Эта бутылка виноградной водки с виду недурна, как ты считаешь? Да, приятный оттенок, Уж раз ты все равно идешь наверх, захвати сигареты, они на комоде. Водка и правда хороша. Жарко, тебе не кажется? Да, душновато, окна лучше не открывать: налетят мотыльки и москиты.