Избранные рассказы - [2]

* * *

Оказавшись в Квебеке, Лев Михайлович не стал марионеткой властей и спецслужб Запада, не вписался в общество двойных стандартов и лицемерия. Его открытые и прямые высказывания, и отказ от лживых показаний в Иммиграции привели и тут (где самая невинная критика «неприкасаемого»-неподсудного мини-государства [см. выше] – и ты уже в чёрном списке) к злобной травле. В нарушение международных законов об апатридах, его и членов его семьи около 10 лет держали без какого-либо гражданства, что разрушило все перспективы на лучшее будущее и достойную жизнь. Вопреки владению в совершенстве английским языком и быстрому освоению французского, перед ним искусственно закрыли все двери.

Серьёзный музыкант высокого уровня, прекрасный педагог, неплохой фотограф и программист-любитель, эксперт по компьютерным технологиям, человек с множеством других знаний – Лев Михайлович оказался в плену заколдованного круга прозябания. Престижные работы в начальный период жизни в Монреале, участие в музыкальных фестивалях, и допущение его к другим – позже наглухо захлопнувшимся – возможностям имели место вопреки установке властей, исключительно за счёт помощи "упрямых", благородных и честных канадских граждан, отважно вставших на защиту несправедливо пинаемого талантливого человека. Но и тогда, на фоне гонений со стороны иммиграционного ведомства, все эти достижения не значили ровным счётом ничего. Ни участие в известных музыкальных коллективах, ни интересная работа не могли рассеять кошмар репрессий силовых структур. Вся зарплата Льва Михайловича уходила тогда на оплату иммиграционных процедур и адвокатов. А после того, как в начале 2000-ных в Канаде произошёл негласный реакционный переворот, частная инициатива ради помощи и спасения таких преследуемых праведников, как Лев Гунин, стала либо слишком опасна, либо невозможна по определению.

Вопреки получению канадского гражданства, он так и остался "невыездным", не имея возможности посетить родную Беларусь, могилы родных и близких. А с 2004 года он вообще живёт под негласным домашним арестом, и, стоит ему выйти за пределы некой воображаемой границы (ближайших кварталов, своего района), как его задерживает и допрашивает полиция, и возвращает домой.

* * *

С 2001 года стартовала травля в медицинских учреждениях Монреаля. Иммиграционное ведомство сфальсифицировало флюорографию, чтобы, под предлогом мнимого «туберкулёза», силой упрятать на принудительное «лечение» в закрытое инфекционное отделение, и, одновременно, заблокировать получение гражданства. (Только вмешательство честных врачей и ООН сорвали планы моральных уродов). Анализы, сделанные в местных лабораториях, систематически пропадают; ему отказывают в медицинской помощи; охранники и полиция демонстративно и с вызовом сопровождают до дверей больниц и обратно, цепляются и третируют. Несколько раз в кабинетах поликлиник и в отделениях Скорой Помощи местных больниц отказывались лечить травмы, полученные в результате нападения «хулиганов». Приёмные (триажные) медсёстры неоднократно устраивали преступные провокации. Даже тогда, когда его сбили машиной, его не стали лечить, и – в резкой форме – отказались направить на УЗИ повреждённых сосудов. Когда, вопреки медицинской администрации, УЗИ всё-таки сделали, и выявился травматический тромбоз, лечения и дальнейшего наблюдения врачей (follow-ups) всё равно не предоставили, тем самым обрекая на смертельный риск попадания одного из тромбов в сосуды головного мозга или сердца, и на нечеловеческие пытки жуткой болью. Чуть ли не 3 месяца пострадавший был прикован к постели, и встал на ноги лишь благодаря настойчивому самоотверженному самолечению, с использованием нестандартного подхода и не конвенциональных методов. Но угроза рецидива не исключена. Не предоставив лечения, умышленно заложили долговременную бомбу с часовым механизмом.

К 2016 году десятки (если не сотни) задержаний и допросов полиции, и отказ в элементарных анализах, антибиотиках и диагностических процедурах, окончательно подорвали его здоровье, осложнениями раздув незначительные проблемы до масштабов катастрофы. Один из врачей косвенно признался в том, что намеренно подрывал здоровье Гунина: тот, мол, виноват в финансовых потерях этого эскулапа и, заодно, канадской казны. Разве это не отдалённые последствия канонады периода конфликта с иммиграционным ведомством, и не месть за устные высказывания и за критику ближневосточного мини-государства?

На целый год жизнь Льва Гунина превратилась в ад. И, если бы его не спас врач, в силу своего происхождения и принадлежности к «не титульным» группам, по определению не состоящий в силовой «тусовке», и, если бы Лев Михайлович не обратился в больницу за пределами Монреаля, его бы так и угробили.

Этой катастрофе сопутствовала трагедия резкого изменения внешности, иллюстрацией которой может служить пример другого преследуемого: Юлиана Ассанджа.

После нескольких кризисных моментов и чудовищных происшествий в отделениях Скорой Помощи, серии вспышек опасных инфекций и трёх операций, его жизнь висит на волоске, напрямую завися от прекращения травли. Но нет и близко указаний на то, что наблюдение полиции за ним прекращено, что слежка снята, и что ему позволят спокойно зализывать раны. Его продолжают искусственно изолировать и, одновременно, окружать стукачами; его телефонная линия и Интернет систематически отключается; ему перекрывают любые возможности заработка.