Избранные произведения в трех томах. Том 3 - [4]

Искра сдала смену, умылась, переоделась, вышла на асфальтовую дорожку, которая от доменного цеха вела к главной заводской дороге. С моря ей в спину, из темноты, дул теплый и влажный летний ветер, подгоняя и торопя домой. Возле проходной ее окликнули:

— Искра Васильевна!

Всмотрелась, узнала и расстроилась. Снова после вечерней смены дожидался тут Дмитрий Ершов, старший оператор блюминга, брат доменного обер–мастера Платона Тимофеевича Ершова, начальника Искры. Он уже два раза провожал ее до дому, шел возле нее молча, только время от времени спрашивая: «Вы на меня сердитесь?» Она отвечала, что нет, не сердится, но и никакой нужды в его сопровождениях не видит, напрасно он себя беспокоит. Он говорил, что вовсе себя и не беспокоит, а что у него тоже окончилась смена и им все равно по дороге. Во всяком случае, до Пароходной улицы, где живет она, до ее дома.

— Ну зачем, товарищ Ершов?.. — с трудом скрывая досаду, сказала Искра, когда он подошел.

— Что зачем, Искра Васильевна? Что провожаю–то? А чтобы чего не случилось. Город у нас такой. Разные народы его населяют. Не одни передовики да рационализаторы. И вообще.

— Вот, видимо, главная причина в этом «вообще», — сказала Искра, — потому что никакие «народы» меня пока что не беспокоили. Тем более, сяду вот в автобус…

— Не надо в автобус, пешком лучше. Надышались газу в цехе. Легким отдых–то нужен, верно же?

Очень хотелось сесть в автобус, но вспомнила, что Виталий ушел навестить какого–то дядю Шуру, старого актера, дружившего в молодости с покойным отцом Виталия, согласилась пройтись пешком.

На этот раз Дмитрий Ершов не молчал.

— Вы в судьбу верите? — спросил он.

— В судьбу? Как–то не размышляла над такой проблемой.

— Зря.

— А почему вас интересует — верю я в эту судьбу или не верю?

— Потом скажу. Не сейчас. Сегодня у вас не то настроение. Сегодня я про другое полюбопытствую: надолго к нам приехали? На время или насовсем?

— Вы задаете вопросы, на которые трудно ответить. Ну как я вам могу сказать: насовсем? Бежать не собираюсь, но вдруг какие–нибудь обстоятельства…

— Понятно, — перебил он. — Только нам, трудовой кобылке, определено навечно прирастать к месту. Интеллигенция может свободно перемещаться. Ей везде готов и стол и дом.

— По–вашему, она, эта интеллигенция, что–то вроде попрыгуньи–стрекозы?

— Есть такое в ней, есть. — Он остановился, закурил на ветру, пряча в ладонях спичку. — Немцам служили из вашего брата.

— Из вашего тоже такие были, — резко ответила Искра. — Были такие братья, нечего говорить.

— Что? — Дмитрий остановился. — Какие братья? О ком вы?

— О тех же, о ком и вы, — кто немцам служил. Из разных они были, товарищ Ершов. Тут категорией труда не отделить одного от другого. И вообще я не понимаю, взялись меня провожать, а изо всех сил прорабатываете интеллигенцию, к которой я принадлежу. Не очень–то это дружелюбно.

— Не понимаете, значит? Что ж, не понимайте. Время придет, все поймете. А пока до свиданья, вот ваш дом. Спокойной ночи.

Искра стояла у крыльца, слушала, как стучали его сапоги по булыжникам, отчетливо, твердо, уверенно. Из темноты он крикнул, как будто бы знал, что она смотрит ему вслед:

— А насчет судьбы–то… Есть судьба! От нее не уйдешь.

Поднявшись на второй этаж своего дома, Искра нашла под дверью ключ, отворила дверь, зажгла свет. Привычно смотрели со стен комнаты горновой–доменщик и отдыхающий рыбак, плескалось на холстах море, весело зеленели овощами колхозные ряды шумного городского базара, шли рабочие к проходным в косых и дымных лучах утреннего солнца. Пахло красками. В углах громоздились подрамники, листы картона, какие–то странные, совершенно излишние в обычной городской жизни предметы: два рыбацких весла разной длины, колесо от телеги, старая керосиновая лампа — «молния», железный рыцарский шлем, ботфорты со шпорами… Все это называлось у Виталия «натурой» и не выглядело таким мертвым, когда Виталий был дома. Сейчас Виталия не было, комната казалась нежилой, холодной, неуютной. Будильник показывал первый час. Идти на кухню, к газовой плите, не хотелось. Из тумбочки, заменявшей им с Виталием буфет, Искра достала сыр, колбасу, хлеб, принялась есть, запивая водой из графина. Так бывало в студенческие времена, в ту пору, когда она готовилась стать металлургом. Из всех девушек ее курса только трое, в том числе и она, стали в конце концов металлургами. Остальные — кто где, большинство — домохозяйки, пекутся о домашнем уюте. Искре вспомнилась московская квартира Виталия; в ней они прожили шесть лет; подумала она о том, что уже неделю нет писем от матери, которая, специально для этого приехав в Москву, осталась там с маленькой Люськой до того времени, когда Искра устроится на заводе как следует и возьмет дочку к себе.

А будильник все стучал и стучал, и стрелки приближались уже к двум… Здесь, в чужом городе, Виталий еще ни разу не оставлял ее так надолго одну, И как можно сидеть бесконечно с человеком, который более чем на двадцать лет старше тебя, у которого, наверно, совсем другие интересы? О чем они там говорят?

Хотелось поскорее лечь в постель и уснуть — Искра очень устала. Но она не привыкла засыпать, не дождавшись Виталия. Она посидела несколько минут за столом, поддерживая руками клонившуюся голову. Не выдержала, вместо жакета, в котором пришла с завода, накинула пальтишко, спустилась на улицу. Ноги пошли сами по тому адресу, который минувшим днем назвал ей Виталий. Искра нашла дом, где жил Гуляев. Во всех окнах было темно. Это встревожило. Поднялась по лестнице и позвонила.