Избранные произведения в трех томах. Том 3 - [21]

На второй день Орлеанцев пригласил двух инженеров в ресторан. Гуляли до закрытия, платил он, участвовать в доле ни за что им не позволил. На четвертый день пригласил еще двоих. И когда разгулялись вовсю — а было это уже среди ночи, — раздобыл где–то моторный катер, катались во тьме, в пене и брызгах. Молодые инженеры были в восторге от нового сослуживца. Он рассказывал такие истории и такие подробности из жизни их собственного министерства, о министрах и иных руководящих работниках, каких они никогда и не слыхивали. В Москве он был знаком со многими, и не только с министерскими работниками или с учеными–металлургами, но даже с артистами, с художниками, с писателями. «Говорят, — смеялся он, — что один посредственный сочинителишка, заскочивший сюда случайно, очаровал вашего директора? Обождите, не сейчас, через некоторое время, в конце зимы — весной, ко мне в гости приедут, ну как бы вы думали — кто?» Орлеанцев называл имена таких писателей, что у слушателей перехватывало дыхание. Возможно ли? Ведь это почти классики. Их даже трудно представить живущими на земле.

В очередное воскресенье, снова раздобыв катер, Орлеанцев устроил пикник. Ехали вдоль побережья, высадились в тихой бухте, где почти к самому берегу, спускаясь с песчаных обрывов, подступали заросли диких яблонь и груш. Тут увидели, что молчаливый толстяк, сидевший рядом с мотористом, не помощник моториста, как думалось, а повар из ресторана гостиницы. У него в корзинах было все для приготовления шашлыков: баранина, томленная в уксусе и кислых винах, лук, шампуры, мангал, даже дубовые сухие поленья. На разостланных суконных одеялах, сверх которых повар раскинул свежие скатерти из ресторана, выстроились батареи разнообразных бутылок, судки с закусками. Орлеанцев призвал наполнить бокалы, сказал короткое слово. Он сказал:

— Дорогие друзья! Позвольте мне называть вас так, потому что и за эти немногие дни я увидел в вас хороших, честных, дружелюбных людей, которые много, очень много работают. Итак, дорогие друзья! Говоря откровенно, скучно мы живем. Не умеем веселиться.

— Верно! — крикнули сразу двое.

— Мы говорим и рассуждаем только о работе и о работе… — продолжал Орлеанцев.

— Тоже верно!

— Вот мне и хочется вас призвать: отбросим эти служебные разговоры, эти служебные думы. Будем самими собой. Будем крепить дружбу, потому что друж 6а — самое драгоценное у людей. За дружбу, друзья!

— За дружбу! — закричали все, звеня бокалами.

Вскоре появились и шашлыки, они аппетитно пахли и были вкусные. Некоторые из участников пикника вообще впервые ели такие кушанья. Всем все нравилось, все хвалили. Шумели. Думали о том, как здорово живут в Москве. Эх, Москва! Какие там люди! Какой размах!

Орлеанцев спокойно, с неизменной своей слегка иронической улыбкой, от которой казалось, что он не то поощряет человека, не то отечески журит его за что–то, руководил пиршеством. Сам он пил, пожалуй, больше других, но держался прекрасно — умел пить, пил легко, тоже сказывалась какая–то школа.

Назавтра у многих в отделе главного технолога трещали головы от непривычных вин, но рассказы о проведенном дне были самые восторженные.

— Простите, Константин Романович, — обратился к Орлеанцеву один из инженеров, — простите за нескромный вопрос. Ведь этот… пикник–то… денег стоит.

— Вы хотите знать, где я беру деньги? — Орлеанцев улыбнулся и, шагая рядом по коридору, дружески обнял инженера за плечи. — Только что вышел сентябрьский номер… — Он произнес название одного литературно–художественного и общественно–политического журнала. — Там моя большая статья. Не статья, вернее, а серия очерков–раздумий — «Записки инженера». Я размышляю о путях перестройки руководства промышленностью. На примерах из нашей практики доказываю, что дело не в сокращениях аппаратов: можно сокращать, можно не сокращать — большого эффекта это не даст. Надо идти по линии более узкой специализации руководящих органов — и самих министерств и их главков. Чтобы руководство было и конкретней и квалифицированней. Как вы считаете?

— Безусловно, так!

— Вот и деньги, — неожиданно закончил Орлеанцев. — Получил гонорар, несколько тысяч. А я не скряга, рад посидеть с товарищами. Мне, знаете, и рубля не накопили строчки, как писал Маяковский. Краснодеревщики не слали мебель на дом…

Побывал Орлеанцев в редакции городской газеты, познакомился с Бусыриным, побеседовали о новом в технике, о Москве. Орлеанцев сказал, что редакция, не слишком, правда, часто, но может рассчитывать на него как на автора. И здесь он пообещал, что к нему в гости приедут знаменитые писатели. «Было бы замечательно! — обрадовался Бусырин. — Для нашей литгруппы это стало бы переломным этапом — встреча с такими мастерами пера. Слушайте, устройте ее нам — и я ваш раб навеки». Орлеанцев сказал, что пусть Бусырин не сомневается — не зимой, так к весне гости приедут непременно. Долго пробыл он в промышленном отделе газеты, разговаривал с заведующим, с двумя сотрудниками, интересовался, на каком счету у руководящих городских организаций завод, его директор Чибисов, некоторые из ведущих инженеров. Ему подробно рассказывали. Он листал подшивки, делал выписки в блокнот.