Избранные произведения в одном томе - [6]

И ошибки исчезли сами собой. Айронсмит по-прежнему казался беззаботным, словно продолжал махать метлой в лабораториях. Он подолгу прохлаждался в кафе, лениво попивая кофе и разъясняя смысл своих бесполезных парадоксов всем, кто имел достаточно времени выслушать его. Однако горы несделанной работы непостижимым образом уменьшались на глазах. Наконец, все проблемы, связанные с подготовительным этапом работы, были решены. Когда вспыхнула сверхновая Кратера — звезда, сулившая несомненный успех, — Форестер был готов.

Тогда они с Рут должны были вот-вот пожениться. Глядя на фотографию супруги, Клэй вспоминал, что пять лет назад счел ее милую улыбку важнее всех своих схем и карьеры вообще. Он снова почувствовал напряжение, ревность и страх — страх, что она может предпочесть ему Айронсмита.

Он до сих пор не совсем понимал, почему она этого не сделала. Сначала Рут осталась в обсерватории обучать Фрэнка управлению отделом — они провели вместе всю зиму, пока мысли и ночи Форестера занимала работа над новым телескопом. Рут и Айронсмит были приблизительно одного возраста, а юный математик был достаточно привлекателен, чтобы впечатлить молодую девушку. Форестер был уверен, что Фрэнк давно влюблен в Рут.

Возможно, причина ее выбора крылась в постоянном безделье Айронсмита, полном отсутствии у него честолюбия и стремления сделать карьеру. Он никогда не стал бы ей поддержкой, не попросил бы повышения на работе. Она должна была разглядеть, что, несмотря на блестящие способности, Айронсмит никогда не станет значительной фигурой. Как бы то ни было, из смеси любви, уважения и взаимного доверия родилась ее привязанность к Форестеру, который был на пятнадцать лет старше и почти знаменит. К облегчению Клэя, Айронсмит, похоже, не слишком огорчился. Что Форестеру нравилось в беззаботной юности, так это способность никогда не расстраиваться из-за чего бы то ни было.

Углубившись в себя, Форестер совсем забыл о телефоне, и теперь внезапный резкий звонок вывел его из оцепенения. Неприятное предчувствие очередных неудач проекта вернулось и завладело им с новой силой. Дрожащей рукой доктор снял трубку телефона.

Так и есть — взволнованный голос на том конце провода принадлежал Армстронгу:

— Шеф? Извините, что я вас беспокою, но мистер Айронсмит говорит, случилось нечто, о чем вам следует знать.

Форестер с усилием сглотнул:

— Я слушаю.

Голос Армстронга звучал до странности неуверенно:

— Вы ожидаете сообщения с особым курьером? От некого мистера Уайта?

Форестер с облегчением выдохнул:

— Нет. А в чем дело?

— Мистер Айронсмит только что позвонил и сообщил о девочке, которая спрашивала вас у главных ворот. Охранник не пустил ее, так как у нее не было пропуска, но мистер Айронсмит говорил с ней. Она убеждала его, что принесла для вас конфиденциальное послание от некого мистера Уайта.

— Я не знаю никакого мистера Уайта, — какое-то время Форестер благодарил судьбу за то, что речь шла не о готовности номер один против космических кораблей Трипланетных Сил, и только потом спросил: — А где сейчас эта девочка?

— Никто не знает. И это как-то чудно. Когда охранник отказался пропустить ее, она неожиданно исчезла. Именно поэтому мистер Айронсмит счел нужным сообщить вам об этом, — в голосе Армстронга угадывалось раздражение.

— Не понимаю, почему это должно интересовать меня. Может, она просто ушла на все четыре стороны, — речь шла не о готовности номер один, и значение имело только это.

— О'кей, шеф. Я не хотел вас беспокоить, но Айронсмит настоял, чтобы вам сообщили, — покончив с этой темой, Армстронг испытывал явное облегчение.

Разговор был окончен.

Глава 3

Форестер сладко зевнул и потянулся — он чувствовал себя гораздо лучше. То, что телефон все-таки позвонил, не имело никакого отношения к его интуитивным предчувствиям — аппарат звонил постоянно, каждый раз, когда доктор пытался хоть немного отдохнуть и расслабиться. Неизвестный ребенок, интересующийся им, не казался Форестеру поводом для беспокойства.

Он все еще слышал, как Рут ходит по кухне. Может, печет пирог? Иногда у нее случались приступы любви к домашнему хозяйству — тогда она не ходила в офис, а, оставшись дома, устраивала грандиозную уборку или готовила что-нибудь изумительное. Форестер вновь скользнул взглядом по старой фотографии и почувствовал приступ острого сожаления из-за пустоты в их супружеских отношениях.

Некого было винить. Рут старалась, как могла, да и Клэю казалось, что он делает все возможное. Все проблемы возникли из-за далекой звезды в созвездии Кратера, которая взорвалась задолго до того, как они с Рут родились. Иногда Форестеру казалось, что если бы скорость света была чуть медленнее, он мог бы уже стать заботливым отцом, а Рут — счастливой женой и матерью.

Раздумывая над превратностями судьбы, он машинально сунул ноги в теплые домашние тапочки — Рут всегда ставила их у края кровати — и отправился в ванную. Некоторое время доктор молча стоял у зеркала, пытаясь вспомнить, как выглядел в день свадьбы. Тогда он не мог быть таким же костлявым и лысым, похожим на сморщенного угрюмого гнома, — иначе Рут выбрала бы Айронсмита.