Избранные произведения в одном томе - [82]

Нет, никак не могло оно, московское лицо, оказаться здесь, неподалеку от Илистого озера. Оно осталось далеко-далеко, там, в нормальном мире, и никакой огурец не в силах был объяснить его появление.

Между тем огурец капитана оказался мощней моего. Засосав препарат вместе с хвостом, капитан хлопнул Орлова по плечу.

— Орлов, — удивленно сказал он, — ей-богу, это Орлов!

— Конечно, Орлов, — сказал Орлов. — А кто же еще? Конечно, это я — Орлов.

— А откуда ты взялся?

— Из Москвы, откуда же еще… Решил вас догнать.

— Да как же так? — продолжал капитан. — Как же это «нас догнать»? Догнать-то ведь нас невозможно.

— Почему это невозможно? — хмыкнул Орлов. — На автобусе я доехал до Керосинова, ну а уж оттуда до Коровихи пешком…

— Автобус, — повторил капитан и потер лоб, мучительно вспоминая, что означает это слово. — Непонятно, — сказал он, обернувшись ко мне. — Автобус…

Я молчал, цепляясь за огурец. Никакой автобус на свете не мог привезти сюда Орлова, и все-таки Орлов стоял передо мной и говорил:

— Чего ж тут непонятного? В Керосинове все знают, что два каких-то типа по болотам лазят. Я и пошел в Коровиху, а Кузьма Макарыч сказал, что вы поплыли на Илистое. Тогда я и решил вас перехватить, и Кузьма Макарыч привел меня сюда, к шурину своему. Это ведь дом его шурина, Шуры.

И Орлов махнул рукой в сторону крыши за забором.

Все вроде было просто. Орлов сам помогал огурцу, прочищал нам мозги, которые отчего-то отказывались прочищаться.

Капитан достал еще огурец и принялся обдумывать эту простоту. По огурцу капитанскому складывалось, что всего этого быть не могло, слишком уж просто и подозрительно.

Но чего уж такого подозрительного? Вот стоит Орлов, чистый и ясный, старый друг, смотрит на меня с печалью. Он явно не понимает, почему я не прыгаю от радости, не обнимаю его, не хлопаю по плечам.

— Решил нас догнать, — задумчиво сказал капитан. — Ты решил нас догнать. А зачем?

— Что зачем?

— Зачем тебе нас догонять? Сидел бы себе в Москве.

Орлов слегка нахмурился.

— Я догонял не тебя, — сказал он капитану. — А его.

— Догнал ты нас обоих, — сказал капитан, решительно откусив огурца. — Так что объясни — зачем?

— Погодите, ребята, — сказал я, — давайте присядем. Орлов, дорогой мой, как я рад тебя видеть! Ведь ты мне сегодня снился! Как же это ты нас догнал?!

Я обнял Орлова, усадил его на травку, сам присел рядом.

— Ты понимаешь, — объяснил я Орлову. — Мы тут в таких местах побывали, такого понавидались, что немного… устали… не обращай внимания. Ты-то на автобусе, а мы-то — по болотам… Да присядь ты, капитан, посиди, успокойся.

— Пускай объяснит, зачем нас догонял, — жестковато повторил капитан.

— Ты понимаешь, — сказал Орлов и положил руку мне на плечо, — трудно объяснить, зачем догонял. Просто душа за тебя болела. Лодку мы строили вместе, а поплыл ты один. Нехорошо, что я бросил тебя. Вот я и решил догнать. Нельзя так в жизни бросать друг друга. Должны уж как-то вместе. Вместе строили — вместе надо плыть. Понимаешь?

— Ну конечно, — сказал я, — конечно, понимаю.

— А я не понимаю, — сказал капитан. Он по-прежнему стоял в стороне, не желая подсаживаться к нам.

— Садись, — протянул я ему руку, — чего ты не понимаешь?

— Не понимаю, как он мог нас догонять. Ведь он знает, что в лодку влезает только два человека. А нас уже двое.

— А ведь правда, — вспомнил я, — в лодку влезает только два человека. Как же теперь быть?

— Вдвоем и поплывем, — сказал Орлов и хлопнул меня по плечу.

— А капитана куда девать?

— А он пускай домой едет, автобусы ходят через день. Поплавал, и хватит.

Совершенно посеревший капитан, прищурившись, смотрел то на меня, то на Орлова.

— Да ты не обижайся, — сказал ему Орлов, — ты меня просто на время заменил. Мне ведь тоже охота поплавать. А мы и бамбук вместе доставали, и лодку вдвоем строили. Понимаешь?

— Понимаю, — сказал капитан, — прекрасно понимаю, что все это Папашкины штучки. Вначале хотел нас подошвой раздавить, а теперь вон что придумал — Орлова нам подсунул, чтоб мы дальше плыть не могли. Но только ни черта из этого не выйдет. С лодки я не слезу.

— Что ты говоришь? — сказал Орлов. — Какой подошвой? Какой Папашка?

— Тот самый Папашка, двухголовый. А тебе, дураку, надо было в Москве думать. А то вдруг явился, покататься на лодочке ему захотелось. На автобусе катайся!

— Что ты кричишь? — сказал Орлов. — Не тебе решать, кому плыть. Ты к лодке никакого отношения не имеешь. Настоящий капитан он, — и Орлов указал на меня пальцем, — ему и решать.

Понурившись, сидел я на траве. Смотреть не хотелось ни на Орлова, ни на капитана.

«И вправду, — думал я, — все это похоже на Папашкины штучки. Надо же, такой сюрприз — Орлов на берегах Акимки!»

— Что ж ты молчишь? — сказал Орлов. — Или не рад, что я появился? А помнишь, как мы лазили в подвал за бамбуком?

— Помню, конечно, помню. И очень рад, что ты появился. Только настоящий капитан у нас — фотограф. Он капитан, а я — матрос. Ему и решать.

— Я уже решил, — твердо сказал капитан, — мы плывем дальше, а Орлов, если хочет, может идти за нами по берегу.

— По этим-то болотам, — сказал я, — разве он пролезет?

— Пролезет, — сказал капитан, — с Папашкиной помощью.