Избранные произведения в одном томе - [231]

Шрифт
Интервал

Нельма уже просолилась. Мясо ее было полупрозрачным с легким перламутровым отливом. Сквозь ломтик нельмы можно было разглядеть тусклое инспекционное окно.

— Смотри-ка, — сказал я. — Сквозь нее окно видно.

Она взяла в руки кусочек нельмы, посмотрела в окно, отведать рыбы она не решалась.

— Меня зовут Нина, — неожиданно сказала она.

Я попробовал нельму и, показалось, совершил что-то незаконное. Нельма была наивна. Вкус ее, нежность и прозрачность заключались в слове, тающем на губах… «нельма».

— Ешь, — прикрикнул я. — Чего ты тянешь?

— Не знаю, наверно, мне нельзя… Такая рыба. Не для меня.

— Хватит валять дурака. Ешь! Вот смотри! Это не нож — это смычок! А нельма — скрипка.

Отрезая следующий кусок, я играл уже «Танец с саблями» Арама Ильича Хачатуряна. Пока я наяривал на скрипке, она все-таки съела свой кусок нельмы, и я протянул ей второй.

— Значит, ты тоже даешь кому попало? — спросила она, не принимая рыбу из моих рук.

— Что даю?

— Деньги и рыбу.

— Ты не кто попало, ты сама — нельма.

— Нельма?

— Конечно, нельма, поглядись в зеркало.

— Не надо больше. Я не стану есть. Мне кажется, я у кого-то ворую.

— Нина, что с тобой? Ты — ненормальная? Бери и ешь, черт тебя подери! Ешь, когда угощают, и не порть мне игру на скрипке.

— Не надо мне больше. Хватит.

Она встала из-за стола, пошла к умывальнику, который висел в углу, заглянула в зеркало. Кажется, она действительно проверяла, похожа ли на нельму.

Я отложил нож, завернул остатки нельмы в бумагу, перевязал бечевкой. Потом подошел к умывальнику, сполоснул пальцы и тоже заглянул в зеркало. Мое обветренное лицо вполне уместилось рядом с ее серебристыми глазами.

— Когда-то я скотину пас, — сказал я и обнял ее.

— Да ты что, — сказала она, — мне же надо пол мыть.

— Это все не важно, — объяснял я. — Пол, огурцы, нельма… Что-то есть, конечно, важное, но что — я сейчас забыл.

— Неужели забыл? — спрашивала Нина, прижимая мои руки к своей огромной белой груди. — Конечно, помнишь… Храм на воде.

Четвёртый венец

РАССКАЗ ИЗ ДНЕВНИКА

— Сумасшедший идет, надо дверь запереть, — сказала Алена, но дверь запереть не успела, и сумасшедший вошел в дом.

Он был в болотных броднях-сапогах, в свитере, в шапке с помпоном.

По морозу, по промозглости, которая была на улице, по ветру, дующему с Онего… сумасшедший должен быть пронзен и смертельно болен насквозь. И рваный свитер, и шапка, и помпон — все было мокро на нем и обледенело. Лицо — фиолетовое, белое и синее. Он, естественно, дрожал.

Минуя Алену, окостеневшую у печки, он направился прямо ко мне.

Я сидел у стола и рылся в своих бумагах. Делая строгий вид, что я безумно занят, я тем не менее встал, протянул ему руку и сказал:

— Юра.

— Женька, — ответил сумасшедший и сжал мне ладонь.

Я сел на место. Сумасшедший стоял передо мной у стола. Разговор надо было как-то продолжать.

— Ну ты чего, замерз, что ли? — сказал я.

— Да нет… разве это мороз? Вот через месяц начнется.

— Ты бы хоть плащ надел какой, а то, ей-богу… пневмония… тоже, знаешь…

— Плащ у меня есть там, в одном месте, — и сумасшедший кивнул за окно. — Да я мороза не боюсь. Я на медведя с ножом. Вот с этим! Восемь медведей взял. У меня и ружье есть там. — И он снова кивнул за окно, но в какое-то другое место. — А вот пуль мало. Так что я с ножом.

— Ну что ж, — сказал я. — Нож — это верное.

Женька протянул мне нож — широкий и мутный какой-то тесак. Алена тревожно глядела от печки. Я потрогал пальцем лезвие и отдал нож сумасшедшему.

— Убери и никому не показывай, — сказал я.

Женька послушно кивнул, сунул тесак куда-то под свитер. Алена облегченно вздохнула.

— Рассказывай, парень, — сказал я.

— Чего рассказывать?

— Как чего? Рыбу-то ловишь или нет?

— Какая сейчас рыба — ветер да волна. Хариус только берет на кораблик.

— Ладно тебе, ей-богу, врать. Медведи — ладно, а насчет хариуса не ври, не люблю.

— Как же… Восемь штук вчера поймал на кораблик…

— Ладно, не ври, — сказал я, вставая. — Ты зачем пришел?

— За солью.

— Отсыпь ему, Ален.

Алена ворча отошла от печки, отсыпала из пачки соли — не на засол, на пропитание. Положила кулек на стол. Сумасшедший схватил соль и сунул за пазуху. Плохо свернутый кулек за пазухой должен был неминуемо развернуться. Но это было не мое дело. Просил соли — получил.

— Юрка, — сказал сумасшедший, — мне спичек.

Под медвежье какое-то и неудовлетворительное ворчанье Алены я дал сумасшедшему спичек, хлеба, чая, сахару, пачку сигарет.

— Слушай, — сказал сумасшедший. — Хочешь, я тебе кораблик принесу? Сам будешь хариуса ловить. Завтра принесу. Знаешь, такой кораблик, бежит по волнам, а к нему мушки приделаны. Хариус на них хорошо берет. Завтра принесу… Слушай, а что бы немного вина? А?

Алена у печки напряглась. Лицо ее окаменело. Она внимательно глядела на меня, ожидая, что я скажу.

— Ален, — сказал я, — Женька верно говорит, а что ж вина?

— Какого вина?

— Ну, сама знаешь какого.

— Вина! — прикрикнула вдруг Алена. — Какого вина?!

— Ну, того. Какое ты спрятала.

Алена хлопнула дверью, яростно протопала по крыльцу и вылетела на улицу. В доме стало тихо. Я потер лоб и сел за стол.

— Ладно, Женька, — сказал я. — Меня здесь не понимают… Иди…


Еще от автора Юрий Иосифович Коваль
Приключения Васи Куролесова

Однажды деревенский парень отправился на базар покупать поросенка, а в результате купил пса в мешке. А потом и вовсе угодил в милицию. Но там разобрались, что к чему, и в результате все закончилось хорошо.


Самая легкая лодка в мире

Герой повести строит лодку, «самую легкую лодку в мире», и отправляется путешествовать по северным озерам. Картины природы, написанные с мягким лиризмом, своеобразные характеры людей проходят перед читателем. В пути героя ожидают странные происшествия, неожиданные встречи. В книгу входят также рассказы, главная тема которых – связь человека с природой.


Шамайка

В центре приключенческой повести — жизнь бездомной кошки, её борьба за существование. Она с честью выходит из многих сложных и даже трагических ситуаций.Издательство «Детская литература». Москва. 1990.


Промах гражданина Лошакова

Смешные и немного опасные приключения Васи Куролесова продолжаются. Попутно Васю накрывает любовь одновременно к девушке Шуре и к соленым огурцам.


Кепка с карасями

В книгу известного детского писателя включены лучшие рассказы для детей, полные лиризма и мягкого юмора. Некоторые из них рассказывают о защитниках наших границ. Повесть «Чистый дор» — из жизни тружеников села во 2-й половине ХХ века. Иллюстрации Н.Устинова.


Воробьиное озеро

Владимир Набоков считал, что есть три составляющие писателя: рассказчик, учитель и волшебник.Юрий Коваль вписывается в эту формулу идеально. Его книга «Воробьиное озеро» — это лирические миниатюры о природе, о мире вокруг нас. Дети и взрослые увидят здесь совсем разные образы: для детей — это лошадки, грачи, бабочки, рыжие коты и фарфоровые колокольчики, для взрослых — притчи, в которых открывается волшебный мир поэзии и тонких духовных вибраций.Полные жизни, местами лиричные иллюстрации Галины Макеевой к замечательной детской книге.Для младшего школьного возраста.Издательство «Малыш».


Рекомендуем почитать
Пёсья матерь

Действие романа разворачивается во время оккупации Греции немецкими и итальянскими войсками в провинциальном городке Бастион. Главная героиня книги – девушка Рарау. Еще до оккупации ее отец ушел на Албанский фронт, оставив жену и троих детей – Рарау и двух ее братьев. В стране начинается голод, и, чтобы спасти детей, мать Рарау становится любовницей итальянского офицера. С освобождением страны всех женщин и семьи, которые принимали у себя в домах врагов родины, записывают в предатели и провозят по всему городу в грузовике в знак публичного унижения.


Найденные ветви

После восемнадцати лет отсутствия Джек Тернер возвращается домой, чтобы открыть свою юридическую фирму. Теперь он успешный адвокат по уголовным делам, но все также чувствует себя потерянным. Который год Джека преследует ощущение, что он что-то упускает в жизни. Будь это оставшиеся без ответа вопросы о его брате или многообещающий роман с Дженни Уолтон. Джек опасается сближаться с кем-либо, кроме нескольких надежных друзей и своих любимых собак. Но когда ему поручают защиту семнадцатилетней девушки, обвиняемой в продаже наркотиков, и его врага детства в деле о вооруженном ограблении, Джек вынужден переоценить свое прошлое и задуматься о собственных ошибках в общении с другими.


Манчестерский дневник

Повествование ведёт некий Леви — уроженец г. Ленинграда, проживающий в еврейском гетто Антверпена. У шамеша синагоги «Ван ден Нест» Леви спрашивает о возможности остановиться на «пару дней» у семьи его новоявленного зятя, чтобы поближе познакомиться с жизнью английских евреев. Гуляя по улицам Манчестера «еврейского» и Манчестера «светского», в его памяти и воображении всплывают воспоминания, связанные с Ленинским районом города Ленинграда, на одной из улиц которого в квартирах домов скрывается отдельный, особенный роман, зачастую переполненный болью и безнадёжностью.


Воображаемые жизни Джеймса Понеке

Что скрывается за той маской, что носит каждый из нас? «Воображаемые жизни Джеймса Понеке» – роман новозеландской писательницы Тины Макерети, глубокий, красочный и захватывающий. Джеймс Понеке – юный сирота-маори. Всю свою жизнь он мечтал путешествовать, и, когда английский художник, по долгу службы оказавшийся в Новой Зеландии, приглашает его в Лондон, Джеймс спешит принять предложение. Теперь он – часть шоу, живой экспонат. Проводит свои дни, наряженный в национальную одежду, и каждый за плату может поглазеть на него.


Дневник инвалида

Село Белогорье. Храм в честь иконы Божьей Матери «Живоносный источник». Воскресная литургия. Молитвенный дух объединяет всех людей. Среди молящихся есть молодой парень в инвалидной коляске, это Максим. Максим большой молодец, ему все дается с трудом: преодолевать дорогу, писать письма, разговаривать, что-то держать руками, даже принимать пищу. Но он не унывает, старается справляться со всеми трудностями. У Максима нет памяти, поэтому он часто пользуется словами других людей, но это не беда. Самое главное – он хочет стать нужным другим, поделиться своими мыслями, мечтами и фантазиями.


Разве это проблема?

Скорее рассказ, чем книга. Разрушенные представления, юношеский максимализм и размышления, размышления, размышления… Нет, здесь нет большой трагедии, здесь просто мир, с виду спокойный, но так бурно переживаемый.