Избранные произведения в одном томе - [46]

— Барни Барнс… друг Скакуна Хендерсона… я должен к нему подойти.

Поверх эмалевой пудреницы, на крышке которой была изображена позолоченная гробница Тутанхамона, Джин подняла в мою сторону красиво выщипанную бровь.

Долби сказал, хотя я не видел, чтобы он хоть раз посмотрел в ту сторону:

— Лейтенант в форме, сидящий под Австралией.

— Я не знала, что он негр, — призналась Джин. — Вы имеете в виду того высокого негра с короткой стрижкой? Который сидит с капитаном из службы статистики?

Статистика, подумал я. На этом атолле чересчур много статистиков. Мне даже стало интересно, не нарыл ли Карсуэлл чего-нибудь в конце концов и не связано ли все это.

— Вы знаете ее? — спросил я у Джин.

— В прошлом году она была прикреплена к посольству в Токио и ходила там почти на все вечеринки. Она постоянно собиралась за кого-то замуж.

— Можно заказать для вас блюдечко молока?

— Но это правда, и вам следует предупредить вашего друга Барни Барнса, если вы действительно его друг, — сказала Джин.

— Послушайте, Джинни, Барни прекрасно справлялся в течение ряда лет и никогда не нуждался в помощи подобного рода, которую я мог бы оказать ему, поэтому уберите локоть из глаза его подруги.

— Если мне еще хоть сколько-то придется ждать этого стейка, — вступил в беседу Долби.

— Эй, с возвращением к человеческой расе! — воскликнул я. — Я думал, что мы оставили вас далеко позади, выполняющим приказы генерал-лейтенанта Скакуна Хендерсона.

— Через стол от нас посетители сменились уже дважды, а мы все сидим и пьем этот жуткий джин, который, вероятно, перегнал в одной из дивизионных халуп какой-нибудь скупой капрал-снабженец.

— Перестаньте волноваться, — сказала Джин. Во внеслужебное время она обладала способностью возвращаться к доминирующей женской роли в жизни, не нарушая приметным образом субординацию. — Вы же знаете, вам нечем будет заняться, если мы закончим ужин, кроме как спорить с официантом, что бренди совсем не такое, к какому вы привыкли у себя в замке.

— Черт меня побери, если я когда-нибудь встречал более язвительную пару.

— Вы не можете чертыхаться в гавайской рубахе, — заметил я Долби.

— Особенно той частью рта, которая на девяносто процентов занята двадцатипятицентовой черной дешевой сигарой, — поддержала меня Джин.

— Но поскольку у официанта не получается заставить корову стоять спокойно, пойду-ка я переброшусь парой слов с Барни… о статистике.

— Сидите смирно, где сидите. Светская жизнь подождет, пока я поем.

К этому времени я уже достаточно узнал Долби, чтобы уловить недовольство в его голосе. Он не шутил и удовольствия от наших дурачеств не получил. Чтобы порадовать Долби, следовало выслушать его и посочувствовать ему, каждой мелочи, которая отравила его день, а затем принять меры к исправлению ситуации. В понимании Долби, я должен был сейчас стоять на кухне и следить, чтобы на заправку для его салата пошел уксус из лучшего ферментированного вина. Наладить повседневное общение с работодателем нетрудно. Парочка «дасэр», когда ты знаешь, что на самом деле надо сказать «никогда в жизни». Несколько раз выразить сомнение в вещах, на доведение которых до совершенства ты потратил всю жизнь. Забывать пользоваться сведениями, противоречащими поспешно сформулированным, но потрясающе удобным теориям. Это нетрудно, но требует на 98,5 процента больше, чем я когда-либо предполагал отдать.

— Сейчас вернусь. — Я протиснулся мимо покрасневшего полковника, который выговаривал официанту: — Скажите своему начальству — по словам юной леди, этот камамбер незрелый, она знает, что говорит. Да, сэр, и пока по счету здесь плачу я, я не намерен больше спорить…

На Долби я не оглянулся, но представил, что Джин пытается как-то умиротворить его.

Длинный бар тянулся вдоль стены ресторана. Приглушенный свет был направлен так, чтобы мерцать на просвечивающих бутылках с выпивкой, стоявших спина к спине со своими отражениями в зеркальной стене. В дальнем конце «отделка в парижском стиле» завершалась здоровеннейшей эспрессо-кофеваркой, которая стояла молча, светясь из недр надписью «Нет пара». За стойкой между бутылками отыскалось место для деревянных дощечек с декоративно зазубренными краями и натужными шутками, выполненными саксонским шрифтом. Под одной: «Плюнь в потолок. На пол любой дурак может плюнуть!» — стояла группка летчиков в форме. Я медленно пробрался между ними. Молодой, загоревший на солнце пилот проделывал на стойке фокус с помощью стакана воды и пятидесяти спичек. Я предположил, что закончится это скорее всего распределением стакана воды и спичек между его ничего не подозревающими коллегами. Я ускорил движение. Теперь Барни давал закурить блондинке. Я пошел через танцпол размером с носовой платок. Огромный музыкальный автомат светился, как обезьяний зад, и вступительные такты ча-ча-ча разрывали дым. Толстый мужчина в яркой гавайской рубахе, тяжело ступая, направился со смехом ко мне, шутливо боксируя в такт музыке, но лицо его было покрыто обильной испариной. Я преодолел танцпол, пригибаясь и уворачиваясь. С более близкого расстояния я видел, как постарел Барни с нашей последней встречи. Его «ежик» слегка поредел на макушке.