Избранные произведения. Том 8 - [10]

Двух на площадке Матвей уложил походя, двойным ударом рук в шею и в голову, а двух на лестнице — в прыжке, ногами, сбросив их на первый этаж, не заботясь, получат ли они травмы или нет, хотя сидевший в нем профессионал и протестовал против такой лобовой демонстрации возможностей.

— Идемте, — обернулся Матвей. — Чего они от вас хотели?

— Наверное, им понравилось это, — незнакомец в белом дотронулся до ремня сумки. Голос у него был глубокий и звучный, добавляя облику некую завершенность. — Вообще-то я редко попадаю в такие ситуации, но сегодня почему-то расслабился.

— Как и я.

— Сколько лет вы занимаетесь рукопашным боем?

— Двадцать, — вырвалось у Матвея. Незнакомец кивнул, соглашаясь, вероятно, со своей внутренней оценкой.

— Сгоб, айкидо, тангсудо, кушти… и русбой, так?

Матвей внимательно и хмуро глянул на парня.

— Вы очень проницательны, месье…

— Тарас Горшин.

— Меня зовут Матвей, но…

— Вы торопитесь, я вижу, идите, все будет в порядке. Я не живу здесь и шел в гости. Может быть, еще свидимся.

Матвей молча повернулся, перешагнул через тело одного из налетчиков и поспешил на улицу, чувствуя спиной взгляд Тараса. У него вдруг мелькнула мысль, что эта схватка — звено в цепи проверки, которую ему устроили. Сначала в Рязани, теперь в Москве. Не могут такие события быть случайными. Три происшествия подряд — это уже закономерность. Во всяком случае, это предупреждение: что-то он делает не так. Или прав неведомый «инфарх» из снов и за ним начал охоту некий «монарх»?

Но как Тарас догадался, какими видами единоборств он владеет? Такое может увидеть лишь тот, кто сам мастер боя. Но тогда почему Горшин довел ситуацию с грабителями до тупика, не сделав ни одной попытки освобождения?

ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ

Дмитрий Васильевич Завьялов занимал скромный пост референта у премьер-министра Михаила Сергеевича Краснорыжина, но был, естественно, в курсе всех проблем, решаемых кабинетом министров.

Кабинет Завьялова находился на третьем этаже «черно-белого дома», как с девяносто третьего года прозвали Дом правительства, и проникнуть в него непосвященному, а тем более человеку с улицы, минуя три кордона внешней и внутренней охраны, было практически невозможно. Но этот посетитель в белом костюме, с виду — обыкновенный молодой человек, то ли студент последнего курса госуниверситета, то ли незаметный учитель одной из частных школ, проникал к Завьялову без труда. У референта давно сложилось свое мнение о способностях этого «учителя», «в миру» Горшина Тараса Витальевича, тридцати лет от роду — по паспорту, инженера по инбридингу локальных компьютерных сетей, но, вероятнее всего, охрана его просто не видела. Да и сам Дмитрий Васильевич заметил Горшина случайно, вдруг осознав, что в кабинете, кроме него, кто-то есть. Входил Горшин без стука, бесшумно, как дух. Впрочем, человек этот умел многое, что недоступно нормальному гражданину, и не впасть в мистику, узнав это «многое», было трудно. Завьялов, как и четверо его коллег по «кримкомиссии», относился к Горшину с уважением и изрядной долей пусть не страха, но — опасения. Впрочем, не боялся Тараса лишь комиссар-пять, Владимир Эдуардович Боханов, президент Центра нетрадиционных технологий Российской Академии наук, экстрасенс, йог, мастер спорта по шахматам, который в Горшине видел лишь феномен и питал к нему чисто профессиональное любопытство, будучи ученым до мозга костей. Он готов был его даже препарировать ради того, чтобы узнать, как устроен Тарас внутри, и за это Завьялов скрепя сердце терпел Боханова. Он не любил людей, тем более ученых, чей ум был увлечен какой-нибудь проблемой, не имеющей ничего общего с интересами других людей. Для кого весь мир был всего лишь огромной лабораторией, а кто оказывался подопытным — кролик или человек, — не имело значения.

— Проходи, — кивнул Дмитрий Васильевич, сдавил глаза пальцами, отпустил. — Я как раз дошел до точки: ничего не вижу и не слышу. Выпьешь? — Вопрос был традиционным, потому что Завьялов знал отношение Тараса к спиртному.

Он достал бутылку «Фьюджи», налил в бокал на палец, посмаковал белую жидкость, проглотил.

— Это же кокосовый тоник, почти без алкоголя, попробуй. Его можно пить утром, днем и вечером.

— Мой сосед в таких случаях говорит: выпил с утра — и целый день свободен! — Горшин с улыбкой присел у стены, где стояли четыре деревянных стула. Глаза у него были прозрачно-желтые, но не «кошачьи», а скорее «птичьи», и стыло в них такое холодное всеобъемлющее понимание, что Дмитрий Васильевич поежился. У него при разговоре с Тарасом всегда появлялось ощущение, что тот видит его насквозь, знает все его мысли, чувства и желания.

— Мы теряем темп, — сказал Горшин, предваряя вопрос хозяина кабинета. — Нужны люди.

— Не просто люди — профессионалы, — уточнил Завьялов. — И не просто профессионалы, а друзья и соратники, преданные делу.

— К сожалению, друзья приходят и уходят, а враги накапливаются, как говорил один умный иностранец. Человечество вырождается быстрее, чем рассчитывала природа. Примеров тому хоть отбавляй. Вчера и меня прижали в подъезде какие-то подонки, видно, расслабился.