Избранные произведения. Том 7. Проклятые - [153]

— Теоретически. Но согласится ли он добровольно на атрофию клыков и когтей? Захочет ли?

Ответа у него не было.

— Величайшей радостью в моей жизни было бы, если бы я сумела опровергнуть эту теорию, — сказала она ему.

Он кивнул. И просто чтобы окончательно удостовериться в своем решении, сказал прямо:

— У тех же из нас, кто происходит с Коссуута, есть даже еще больше причин желать применения своего боевого искусства, чем у остальных людей. — Он стал внимательно за ней наблюдать.

Насколько он мог судить, в ее ответе не было ни тени заминки или искусственности.

— Я понимаю. Как историк, специализирующийся на делах Человечества, я знакома с действиями Амплитура на этой несчастной планете, хотя за сотню лет, я думаю, ползучая озлобленность могла бы немного и поизгладиться.

— У нас долгая память, — ответил он ей. Теперь он окончательно убедился. Она ничего не знала и ничего не подозревала ни о существовании Ядра, ни об особых талантах его отдельных членов.

Он был на грани убийства — и не кого-то, а союзника, и, если уж на то пошло, своего друга. Ни за что.

Разве что теперь ее так же просто было убить для подавления разработанной ей теории, которая ставила под угрозу не просто его самого и его сородичей, но и отношения Человечества с Узором в целом.

— Вы намерены огласить свою теорию?

— Пока нет. Я полностью осведомлена об опасностях, которые это за собой повлечет, и, как я уже говорила, я по-прежнему желала бы убедиться в ее несоответствии действительности. Хотя я столько лет посвятила ее построению, что непросто будет ее порушить.

Тут на него будто безумие нашло.

— Может быть, я вам помогу?

— А с чего вам мне помогать? Вы, скорее… скорее, могли бы желать мне воспрепятствовать. — Она покачала головой. — Я вообще не знаю, почему я вам рассказала все это, после того как столько лет держала все в тайне, — даже от своих коллег.

— Все тайное становится явным рано или поздно, — сказал он ей. — Если не вы — так кто-нибудь другой со временем выдвинул бы эту теорию. Лучше уж сейчас ее опровергнуть. А что касается того, что вы мне рассказали все это, то я удивлен, как вы раньше этого не сделали. Может быть, проще открыться представителю другого вида. — Рассуждение было явно не утонченное, подумал он, но на данном этапе сойдет.

— Я не хочу вас обидеть, Неван, но я уж скорее бы с коллегами поделилась, чем с чужим.

— Я не обижаюсь. Я полагаю, какой-то внутренний голос подсказал вам, что нельзя больше это держать в себе, а я оказался достаточно надежным слушателем. Может быть, это от одиночества. — Он указал рукой на широкую панораму моря и скал. — В любом случае, вам нечего беспокоиться, что я побегу с этим к ближайшему журналисту. Я вижу потенциальную возможность опровержения и сохраню вашу тайну.

— Как я могу быть в этом уверена?

— Даю вам слово офицера. Вы утверждаете, что ваши данные говорят о неизбежности конфликта Человечества с Узором. Я заявляю обратное и сделаю все, чтобы доказать вам свою правоту.

Она сделала крылом незнакомый ему жест.

— Я принимаю ваше предложение. Может быть, наложение человеческой точки зрения поможет обнаружить ошибки в моей работе, которые я иначе не способна была заметить. — Она повернулась и направилась к поджидающему слайдеру. Он пошел рядом, замедлив шаг, чтобы она могла за ним поспевать.

— Но как вы сможете помогать мне? — Она подождала, пока сиденье слайдера приспособится к форме ее тела. — Ведь вы боевой офицер, приписанный к активному театру военных действий.

— Мне набежало много неиспользованных отпусков, затребовать которые у меня никак руки не доходили. После того как мы отвоевали дельту и установили контроль над рекой, командование, я думаю, обойдется какое-то время и без меня.

— А вы по этой бойне скучать не будете? У меня сложилось такое впечатление, что если человека лишить на какое-то время возможности участвовать в конфликте, у него очень скоро начинают проявляться эффекты потери психологической ориентации.

— Естественно, с этим наблюдением я также не согласен. Война — это просто то, чему мы обучены. — Он включил двигатель слайдера. Под ногами у них раздалось низкое гудение.

— Но вы к этому генетически предрасположены. Был один человек, историческая личность, который, насколько я поняла, изучая вашу историю, вовсе не стремился к той славе, которую получил; он был непосредственным участником первых встреч Узора с вашим видом.

— Точно. — Слайдер оторвался от земли, поднимая шум и пыль, и Страат-иен вынужден был говорить через переговорное устройство. — Музыкант-контактер Уильям Дьюлак. У нас о нем еще в общеобразовательной программе проходят, так же, как о Кальдаке и Яруселке и всех остальных. Эти имена никогда не забудешь.

— А известно вам, что в течение долгих лет после контакта Уилл Дьюлак пытался доказать, что люди вовсе не обладают естественной склонностью к убийству?

— Кажется, читал что-то об этом давно. Дьюлак был очень ярким человеком во многих отношениях, но на этом он, похоже, совсем сдвинулся. Нам теперь виднее. — Он хмыкнул. — А чего еще ждать от музыканта? Но то, что нам нравится драться и мы это хорошо умеем, отнюдь еще не означает, что мы должны драться все время. Война кончится — и это тоже пройдет. — Устремляя слайдер вниз по склону в направлении базы, он прибавил скорость. — Мы разумные, цивилизованные существа, Лалелеланг, даже если и не полностью соответствуем в этом плане стандартам Вейса. Мы не какая-нибудь сорвавшаяся с цепи машина, которую все должны бояться.