Избранные произведения. Том 4. Приговорённый - [39]

— Тебя, конечно, тоже.

— Меня тоже. — На его сарказм Лира просто не обратила внимания. — И тебя, и представителей рас май и на тоже.

Потом она сказала нечто такое, что заставило его сесть и внимательно слушать.

— Этьен, я уверена, что тела могут быть телепатами.

— Вот это открытие, о котором стоило бы кричать. Нет ни одной известной телепатической расы, только отдельные личности, мутанты. А почему ты так думаешь?

— Из-за их поразительной восприимчивости, понятливости. Кажется, они инстинктивно улавливают все, что я только собираюсь сказать, еще до того, как я начинаю говорить.

Этьен успокоился:

— Так, значит, поэтому ты считаешь их телепатами?

Лира вдруг почувствовала себя неловко.

— Понимаешь, Тилл уже несколько раз говорил, что не верит… не верит в наши с тобой хорошие отношения.

Этьен расхохотался:

— И твои предположения базируются на подобных доказательствах? Совсем не обязательно быть туземцем-телепатом, чтобы заметить, идеальная мы супружеская пара или нет. Уверен, что ты поделилась этим великим знанием со своим Мии-Аном, а он все рассказал Тиллу.

— Ты даже не хочешь допустить такую возможность, как телепатия?

— Возможность? Дай мне хоть какие-нибудь реальные доказательства телепатических способностей, и я признаю эту возможность. Я начинаю беспокоиться о тебе, Лира.

— Беспокойся о себе. — Она собралась уходить.

— Лира… — Она остановилась. — Лира, мы же здесь только на несколько недель. Эти тела не более чем живые подтверждения придуманных Жан Жаком Руссо гипотетических детей природы. Они просто симпатичные ребята, лучше, чем май. Все, что мы знаем о них, это то, что каждые шесть месяцев они устраивают массовые жертвоприношения.

— Не понимаю твоей ненависти. Откуда вдруг такая антипатия к тела? Они очень гостеприимный народ.

— Когда я говорю, что нам больше нечего делать с этими тела, это не означает какой-либо антипатии к ним. Я сказал, что добросовестный исследователь не будет делать поспешных заключений о всей расе только на основании нескольких недель работы.

— Вот с этим я согласна, Этьен. Нужно еще многое изучить, чтобы подтвердить мои открытия. У меня даже нет времени, чтобы определить политику тела как посредников между маями и на и выяснить, как это отражается на развитии их социальной жизни.

— Я уверен, что когда-нибудь кто-нибудь проведет эти ксенологические исследования.

Лира ничего не сказала, и тогда неожиданная мысль пронзила Этьена.

— Лира, ты хочешь мне что-то сказать?

— Да. Я не готова ехать к истокам реки, Этьен. Моя работа тут в самом разгаре.

— А когда ты будешь готова поехать к истокам реки, моя любовь?

— Может быть, через пару месяцев, но не раньше.

— Но тогда нас застигнет зима. В принципе это не страшно, но вблизи арктических широт Скар может замерзнуть. Наш гидрофойл не оснащен для путешествия по льду, Лира. Мы не можем ждать два месяца.

Она резко повернулась, отчего полы ее куртки взметнулись.

— Извини, Этьен, но, повторяю, я не могу бросить свою работу здесь. Как ты правильно отметил, у меня нет достаточных доказательств для подтверждения своих многочисленных предположений.

— Куда ты собралась?

— На вечернюю медитацию. Меня пригласили посмотреть и принять участие, если мне захочется. Я бы попросила разрешения и для тебя, но тебе вряд ли будет интересно оказаться среди группы туземцев, сидящих в кругу и пытающихся соприкоснуться со своим «я». Не так ли? — И она ушла.

Целую минуту Этьен смотрел ей вслед. Он пнул бы ногой кровать, если бы она не была сделана из твердого камня. Вместо этого он ударил себя кулаком в ладонь так, что стало больно. Одно было ясно: какой бы важной Лира ни считала свою работу здесь, они должны вернуться к Скару. Таково было условие. Благодаря таким условиям их брачный союз сохранялся уже двадцать лет. И будь он проклят, если продлит этот союз из-за вдруг проснувшейся в ней любви к расе псевдоламаистов с умными, одухотворенными глазами.

— Этой ночью Лира не пришла в их комнату. Это был не первый случай, когда она проводила всю ночь в другом месте. Но зато первый раз Этьен долго не мог уснуть из-за этого. Тем не менее он проснулся рано утром и направился туда, где спали носильщики.

Хомат со своими товарищами спали, положив на себя полдюжины тяжелых шерстяных одеял. Этьен толкнул мая.

— Что случилось, де-Этьен? — спросил Хомат, протирая глаза.

— Вставай и подними всех. Мы уезжаем.

— Уезжаем, де-Этьен? Я думал… Вы же ничего не говорили. И потом, сейчас еще очень рано.

— Я решил изменить планы. Ты же знаешь, что люди склонны к неожиданной перемене решений.

— Я понимаю, де-Этьен, но…

— Я буду во дворе, если понадоблюсь. Скажи носильщикам, чтобы поторапливались. — И он ушел.

Судя по всему, медитация закончилась. А может быть, кто-то, не взирая на возражения его жены, послал ее к нему. Так или иначе, она бурей влетела во двор, не обращая внимания на пение нескольких ящерообразных пуутов в главных воротах. Этьен работал не поднимая головы, он проверял снаряжение и припасы, которые приносили несколько грустных тела.

— Этьен, это ребячество. Ты знаешь, как я не люблю, когда ты ведешь себя так.

— Да, знаю. А также я знаю, что ты ультиматумы не любишь еще больше.