Избранные произведения. Том 3 - [178]

Баренц знал гораздо больше, чем было положено ему как президенту Совета безопасности, и больше, чем думала Боянова, он знал все, что знали интрасенсы вместе, в том числе и Железовский, и Лондон, побывавшие в Запределье, но оперировал знанием в разговоре очень редко. К тому же он обладал видением будущего, вот только влиять на него не мог. Так, как хотел бы.

— Ландсберг имеет мнение, что молодежи необходима стальная закалка, свободный творческий поиск, конкуренция, возможность самовыражения, чем обладают только неформальные объединения, и если лишить общество подобных объединений, оно выродится.

Боянова упрямо сжала губы.

— Сталь нельзя закалять на крови, а необузданная погоня за удовольствиями не есть свободный творческий поиск.

— Здесь я с вами согласен. «Сын сумерек» ушел от вас?

То, что разговор переключился на другое, не сразу дошло до Бояновой, она готовилась защищать необходимость своих требований и практических шагов, а смена темы означала согласие Варенца.

— Он на Меркурии и никуда не денется. По всей видимости, его чем-то привлекает «сфера Сабатини», а это означает, что рано или поздно он появится возле нее.

— Чем ученые объясняют вылет из сферы увеличенных земных предметов?

— Связью сферы с орилоунским метро. Последние три предмета были копиями вещей, принадлежавших Климу Мальгину, а он, как нам известно, нашел выход в метро и где-то путешествует. Час назад из сферы выбросило светокопию его перстня… величиной со спейсер! И еще нас очень беспокоит богоид, этот «многоглазый» орилоунский автомат. Складывается впечатление, что он дежурит у сферы и чего-то ждет. До сих пор нет достоверных данных о его назначении, только предположения и вероятностные прогнозы.

И Баренц, и Боянова были включены в информационные сети своих зон ответственности и ежеминутно получали порции данных, часто пересекающиеся или одни и те же, но у Баренца был еще один канал связи, независимый от официальных коммуникаций, и он первым получил сообщение о событиях в тридцатикилометровой зоне Чернобыльского «черного социума». Он сказал: «До связи, Власта», — и выключил канал. Боянова осталась одна в обманчиво тихом кабинете, заполненном пульсирующим радиошумом постоянных переговоров инков отдела и работающих бюро. Сообщение Умника об освобождении Железовского поступило к ней только через три минуты.

* * *

Над старым контрольным постом, установленным в зоне Чернобыльской катастрофы недалеко от здания АЭС, Забава остановила галион и некоторое время вслушивалась во что-то, полузакрыв глаза. Ромашин и Джума Хан ей не мешали, разглядывая с двухсотметровой высоты серое здание древней электростанции с демонтированным оборудованием и черный купол Саркофага третьего поколения, в котором были надежно похоронены четвертый и третий разрушенные блоки.

Дискуссия о том, что делать с ними, утихла, и, хотя мнения о транспортировке Саркофага с Земли к Солнцу преобладали, купол так и остался на своем месте, как памятник человеческой некомпетентности, дилетантству, разгильдяйству и преступной секретности.

Здания остальных блоков и купол были обнесены прозрачной стеной полуметровой толщины, непробиваемой и непроницаемой для радиации, хотя такая перестраховка была уже не нужна. Стену приказал установить начальник местного отделения экологического надзора, воспользовавшись отсутствием здравого смысла у исполнительного комитета.

В двухстах метрах от мрачного здания админкорпуса образовалось глубокое озеро, вода в котором, ярко-желтого цвета, вечно дрожала мелкой тошнотворной дрожью. Берег озера густо зарос травой в рост человека — красного, оранжевого и ядовито-желтого цвета и всевозможных форм, а из этой поросли торчали высокие черно-зеленые растения с гигантскими колючими шарами и пучками шипов по стволу: это был мутировавший чертополох.

— Ценофобы, — кивнул на них Джума, заметив остановившийся взгляд Ромашина. — По закону преимущественного выживания вредоносных форм здесь выжили только сорняки.

— Юдоль скорби и печали, — пробормотал Ромашин, не в силах отвести глаз от угрюмого пейзажа. — И ведь до чего все просто: следуй законам экологии, их всего четыре, и не придется разгребать последствия катастроф. И все равно находится кретин, стоящий у власти, кому глубоко наплевать на законы.

— Что за законы? — оглянулся Джума.

— А? — Ромашин очнулся. — Да в общем-то… разве ты не помнишь школьного курса? Все связано со всем — раз. Все должно куда-то деваться — два. Ничто не дается даром — три, и природа знает лучше — четыре. За дословность не ручаюсь, но смысл верен.

Джума кивнул, заметил в траве спину какого-то животного, схватился за бинокль.

Животное длиной в метр напоминало полосатую кошку с головой летучей мыши с громадными розовыми ушами, а хвост тянулся метра на два, чешуйчатый, узкий, длинный, как хлыст.

Ромашин тоже заметил животное, проводил его окулярами своего бинокля. Тихо сказал:

— Крысокроль. Попадаются экземпляры в два метра ростом. Мутантов в здешнем лесу до сотни видов, а самое жуткое — мутагенез продолжается, как среди животного мира, так и среди растительного. Я видел участки леса, создающие впечатление скопищ живых существ, но страшнее всего гигантские паучники — это нечто вроде муравейников, но строят их пауки-гиганты. Близко к паучникам подойти невозможно.