Избранные произведения - [9]

Либералы, за небольшим исключением, проституировали свой талант, прославляя эту бойню. С изяществом и прямо тошнотворной казуистикой, сходившей за логику, они перечисляли доводы в пользу успешной империалистической войны, используя их, чтобы завуалировать наступление правящего класса у себя на родине. Но был писатель, который понимал значение этой измены так же, как и Джон Рид. Это был Рандольф Бурн. Рандольф Бурн побывал в Европе накануне войны, и, когда война начала захлестывать Америку, он, исходя из всего виденного, пришел к заключениям, почти аналогичным выводам Рида. Каждый из них по-своему — Рид как социалист, а Бурн как трезвый прагматик — вел борьбу с войной, причем Бурн писал громовые статьи против малодушных. «Интеллигенты, — укоризненно писал Бурн, — солидаризировались с наименее демократическими силами американского общества. В вопросе о войне они стали на позиции тех самых классов, с которыми американская демократия сражалась с незапамятных времен». И Бурн продолжал: «Война или заманчивое будущее Америки: нужно выбирать что-либо одно. Нельзя поддерживать и то и другое, ибо война повредит этому будущему. Она не может идти ему на пользу».

Этот смелый голос ободрял Рида, хотя он приходил в отчаяние при мысли, что таких голосов немного. Некоторое время ему казалось, что война сокрушает все дорогое его сердцу. Вудро Вильсон, которого Рид и многие либералы поддерживали в 1916 году как кандидата в президенты, способного по их расчетам сохранить мир, поддерживали потому, что «Уолл-стрит был против него», в 1917 году отрекся от своих обещаний. Оказалось, что Вильсон не был противником Уолл-стрита и что в действительности Уолл-стрит был не против него. Рид скоро признал, что совершил прискорбную ошибку, и это было одним из обстоятельств, угнетавших его и усиливавших его отчаяние. Это отчаяние, вызванное войной, обострялось болезнью и временным разладом в отношениях с Луизой Брайант. Мать и брат посылали ему резкие письма, осуждая его враждебное отношение к войне. Его больше не превозносили как писателя, хотя всего лишь два или три года назад он почитался великим журналистом; «Метрополитен» сравнивал его со Стивеном Крейном и Ричардом Гордоном Дэвисом, его хвалил Редьярд Киплинг и называл гением Уолтер Липпман. Легко было мчаться на гребне успеха и проповедовать радикализм тогда, когда он не служил преградой на пути к хлебу насущному и не пятнал его репутации. Теперь же совсем другое дело. Теперь на нем лежала печать: он был мятежником, зашедшим чересчур далеко, человеком, который отказывается плыть в общем потоке. Ему, пожалуй, было бы легче переносить свои душевные страдания, если бы, как он надеялся, люди, пользовавшиеся его расположением — рабочие, — выразили бы свою волю и выступили против истерии, жертвой которой они стали. Но они казались ему разъединенными, враждебными друг другу и глухими к своим классовым интересам. Ими плохо руководили. Он вспоминал, какими они были в Патерсоне и Ладлоу, и удивлялся: что случилось с ними с тех пор? Душу его терзали сомнения. Быть может, он в своем романтическом видении приписывал им большее, чем то, на что они были способны? Он преодолел первую преграду и пришел к глубочайшему убеждению, что капиталистическое общество расколото на классы. Это способствовало его формированию как писателя. Теперь перед ним стоял новый барьер. Ответит ли рабочий класс на военное безумие с той силой, какую он знал в нем? Он не был уверен в этом.

Истина заключалась в том, что Рид смотрел на войну односторонне, глазами, затуманенными мрачным состоянием его души. Правда, он чувствовал, что хотя война и изменила в какой-то степени каждого из людей и развеяла политический идеализм прежних беззаботных дней, тем не менее все должно измениться. Он не может «не думать о том, какие возможности, и блестящие и ужасные, таит в себе будущее». Однако этот луч света во мраке не мог рассеять его опасений. Он пытался понять, почему европейские социалисты не сумели предотвратить войну и почему столь многие из них поддерживали ее. Он искал ответа в истории европейского социализма и пришел к заключению, что политическое банкротство его руководства было следствием беспринципной политики Второго Интернационала. Социалисты Соединенных Штатов отреклись от своего кандидата на пост президента в 1916 году, когда тот перешел в лагерь сторонников войны. В следующем году партийный съезд в Сент-Луисе принял решительную резолюцию, осуждавшую войну.

Рид не учитывал при этом растущее в стране рабочее движение. В значительной мере оно выражало протест против понижения жизненного уровня, связанного с войной, но нередко в нем проявлялись сильные антивоенные настроения. Кроме того, хотя силы мира и не смогли помешать Уолл-стриту втянуть страну в войну, репрессии внутри нее и все более многочисленные списки потерь создавали чувство разочарования, выражением которого было растущее стремление к миру. Но, что самое главное, Рид недооценил истинное значение интернационалистических тенденций, до поры до времени не проявлявшихся открыто в политической жизни Европы. В 1915 году в Циммервальде (Швейцария) оформилось лево-социалистическое движение против войны. В 1916 году это движение приобрело больший размах и глубину на другой конференции в швейцарской деревне Кинталь. Руководимая Лениным конференция ускорила разрыв между лидерами, поддерживавшими войну, и теми, кто боролся с ней. Конференция в Кинтале показала наличие сдвига влево среди народных масс Европы.