Избранные произведения - [64]

— Им понадобилось три дня, чтобы поднять туда пушки, — сказал запыхавшийся капитан.

Так, двигаясь пешком, отдыхая, а на ровных местах проезжая верхом короткие расстояния, мы поднялись лесом, одевающим вершину горы, на высоту примерно тысячи футов. Перед нами была площадка, усеянная медными гильзами, кожаными постромками, клочьями сербской форменной одежды, колесами от разбитых орудийных передков. Повсюду в лесу были разбросаны покинутые шалаши, сооруженные из ветвей и листьев, и пещеры, вырытые в земле, в которых сербская армия жила на снегу в течение двух месяцев. Еще выше мы заметили, что, в то время как нижняя часть деревьев была покрыта листвой, вершины их как бы омертвели. По мере того как мы поднимались, линия омертвения спускалась все ниже к земле, так что вскоре вся верхняя половина леса, там, где злобный град пуль сорвал с деревьев верхушки, представляла собой торчащие вверх изломанные сучья. Затем шли деревья, совершенно лишенные ветвей. Мы пересекли две линии глубоких траншей и поднялись на голую вершину Гучева, на которой тоже когда-то рос лес, а теперь не осталось ничего, кроме расщепленных пней с блестками вбитого в них свинца.

По одну сторону этого открытого пространства находились сербские окопы, по другую — австрийские. Каких-нибудь двадцать ярдов отделяли их друг от друга. Как сербские, так и австрийские окопы прерывались огромными ямами сорока футов в окружности и пятидесяти футов глубиной. В этих местах противником были произведены подкопы и взорваны заложенные мины.

Поверхность земли между ямами была вздыблена беспорядочными нагромождениями глины. Присмотревшись поближе, мы увидели потрясающие вещи: из этих маленьких холмиков выглядывали обрывки форменной одежды, черепа с выпачканными в земле волосами, на которых еще висели клочья мяса, белые кости с гниющими кистями рук, окровавленные ноги, торчащие из солдатских сапог. Нестерпимый смрад стоял здесь. Стаи полудиких собак рыскали на опушке леса. Видно было, как две из них рвали что-то, полузарытое в земле. Не говоря ни слова, капитан вытащил револьвер и выстрелил. Одна собака зашаталась, упала в судорогах и затихла, другая убежала с воем за деревья. И тотчас же из глубины леса со всех сторон раздался в ответ жуткий волчий вой, замерший вдали, за много миль от поля битвы.

Мы шли по мертвым — так густо они лежали, — иногда попадая ногами в ямки, полные гниющего мяса, и давя с хрустом кости. Маленькие углубления внезапно проваливались, образуя глубокие ямы, кишащие червями. Большинство трупов было покрыто лишь тонким слоем земли, частично смытой дождем, а многие вовсе не были похоронены. Целые груды мертвых тел австрийцев лежали на земле в том же положении, в каком их застала смерть в момент отчаянной атаки, — в позах борющихся не на жизнь, а на смерть. Между ними попадались и сербы. В одном месте тесно переплелись два полусгнивших скелета — австрийца и серба. Руками и ногами они сжимали друг друга в мертвой хватке, и даже теперь их невозможно было оторвать друг от друга. Позади линии австрийских окопов шла изгородь из колючей проволоки. Она наглядно показывала, каково было настроение у людей, загнанных в эту мышеловку. Ведь в большинстве своем это были сербы из славянских провинций Австрии, которых под дулом револьвера погнали сражаться со своими братьями.

На протяжении шести миль вдоль вершины Гучева мертвецы нагромождены огромными штабелями.

— Их здесь десятки тысяч, — сказал капитан.

С того места, где мы стояли, открывался вид на сорок миль кругом. За серебряной лентой Дрины виднелись зеленые горы Боснии, маленькие белые деревушки и уходящие вдаль дороги. Кругом расстилались равнины полей, местами желто-зеленые от нового урожая, местами коричневые от пахоты. Среди приветливых деревьев в излучине реки пестрели башенки и дома австрийского города Сворника. Далеко на юг тянулась линия отдаленных вершин Гучева, которая то поднималась вверх, то круто шла вниз. Казалось, они двигались: столько в них было жизни. Параллельно линии гор извивалась, насколько хватал глаз, двойная линия окопов. Между окопами лежала зона мертвого пространства…

Мы ехали мимо находившихся в полном цвету фруктовых садов, мимо больших лесов, где росли дубы и буки и цвели каштаны, мимо высоких холмов, склоны которых то и дело расступались, образуя сотни высокогорных лужаек, покрытых волнующейся, как шелк блестевшей на солнце травой. Повсюду из ложбинок текли ручьи, и прозрачные струи прыгали по камням заросших зеленью ущелий, спускаясь с Гучева, прозванного турками Водяной Горой, — Гучева, пропитанного запахом разлагающихся трупов. Вся эта часть Сербии питалась водой из рожденных на Гучеве источников. С другой стороны горы они стекали в Дрину, а оттуда в Саву и Дунай, орошая земли, где миллионы людей пили эту воду, мылись в ней и удили рыбу. Отравленные воды стекали с Гучева в Черное море…

Россия

Холм. Где-то здесь среди теснящихся друг подле друга крыш и шпилей находилась штаб-квартира генерала Иванова — главнокомандующего всеми русскими армиями юго-западного фронта, самого влиятельного лица после великого князя Николая Николаевича. Наконец-то перед нами был человек, имеющий достаточно полномочий, чтобы разрешить нам посещение фронта.