Избранные произведения - [149]

Как раз в эту ночь Даниэл перестал бредить. Утром, когда Сезар ушел домой, больной еще спал.

Франсиска не спала всю ночь. Не смыкая глаз, молилась она у распятия за здравие Даниэла.

Сезар явился домой мрачный, насупленный. На обычный вопрос жены он ответил, что больному лучше, но слова его звучали так холодно, что бедная женщина испугалась.

И он ушел к себе.

Время шло, и Даниэл совершенно выздоровел, а когда стал выходить, первым делом отправился к Сезару, о чьих заботах и хлопотах ему рассказали.

С той ночи, когда Даниэл перестал бредить, Сезар навестил его раза два, не больше. Даниэл с искренней признательностью благодарил его.

Сезар принял благодарность как настоящий друг. Так что ж, может быть, его подозрения исчезли? Нет, напротив. И были они очень мучительны, потому что он именно теперь видел по Франсиске, что она любила Даниэла, и не только в прошлом, но и теперь, любила по-прежнему, чувства ее не изменились.

Сезар понимал, что любовь Франсиски и Даниэла началась задолго до ее замужества, однако эта любовь соединяла не кого-нибудь, а его жену и его друга — двух людей, между которыми он поровну разделил свое сердце.

Сезар предпочел бы, чтобы его соперником оказался любой другой мужчина. Тогда он мог бы требовать, чтобы тот не смел покушаться на чувства женщины, чье сердце должно принадлежать по чести и праву только мужу. Но как, как и что мог требовать он у Даниэла, своего друга, честнейшего человека?

Да и разве достаточно супругу одного обладания сердцем жены? Взывать к супружескому долгу — значит только раздуть пламя. Да и убьет ли разлука любовь, которая уже выдержала разлуку? Да и время, может ли убить время любовь, которая уже выдержала испытание временем? Сердце Сезара разрывалось, душа его содрогалась, в ней боролись честь, любовь, дружба, гордость, и никакого выхода несчастный муж не видел.

Даниэл и не подозревал, какие муки терзают его друга. К тому же как он мог что-либо подозревать, когда при встречах Сезар по-прежнему радовался, — Сезар овладел искусством притворяться, как все страждущие и несчастные.

Даниэл решил зайти к Сезару домой. Наверное, это будет последний или предпоследний визит. Ему, разочарованному, отчаявшемуся, надо было занять ум, чтобы смирить сердце. А значит, надо возвращаться в Минас-Жерайс, где занятия и образ жизни, к которым он привык за последние шесть лет, помогут ему обрести равновесие духа.

Он собрался и пошел к Сезару. Даниэл выбрал время, когда Сезар обычно бывал дома.

Однако судьбе было угодно, чтобы Сезар отсутствовал.

Сообщила ему об этом Франсиска, которая видела Даниэла впервые после болезни. Увидев, как он изменился, похудел и побледнел, она не удержалась от легкого восклицания.

Узнав, что Сезара нет дома, Даниэл совершенно расстроился. Ему не хотелось разговаривать наедине с женщиной, которая стала невольной причиной его страданий. К тому же он боялся самого себя — ведь любовь все еще властвовала над его сердцем, и с нею он связывал все надежды на счастье.

Франсиска, истомившаяся душой за долгую болезнь Даниэла, не могла скрыть радости, которую ей доставило его выздоровление.

Но в сердце каждого из них жило чувство долга, и оба покраснели, заметив смущение друг друга.

Оба понимали, что, как бы ни мучительно было положение, в котором они оказались по вине ошибочного отцовского расчета, долг чести повелевает им смириться и в смирении искать утешения от горя и страданий.

Однако для Франсиски этого было недостаточно. Ведь она должна была не только уважать своего мужа, но и любить его, любить по долгу и по чувству благодарности. За его глубокую любовь она обязана платить главе семейства уважением и любовью, на которые он имел полное право.

Оба они, и Франсиска и Даниэл, это понимали, особенно Даниэл, что вполне естественно для такого благородного человека. И он считал нужным сказать об этом своей возлюбленной, прежде чем расстаться с нею навсегда.

Вот какие чувства владели ими обоими в тот момент. После первых приличествующих случаю вопросов, которые оба постарались задать друг другу самым сдержанным тоном, Даниэл объявил Франсиске, что уезжает в Минас-Жерайс.

— Так надо, — добавил он. — Мы друг другу чужие, я не имею права видеть вас, а вы — меня.

— Это правда, — прошептала она.

— Вы должны осознать свое положение в обществе. Сейчас вы — супруга, завтра станете матерью, эти обязанности несовместимы с девичьими мечтаниями, какими бы естественными они ни были. Любите своего мужа…

Франсиска вздохнула.

— Да, любите его, — продолжал Даниэл, — это ваш долг, постепенно долг превратится в душевную потребность. Преданность, любовь и уважение, которыми он старается завоевать ваше сердце, заслуживают с вашей стороны не равнодушия, а ответного чувства…

— Я это знаю, — сказала Франсиска. — Вы думаете, я не стремлюсь к этому? Он так добр! И хочет, чтобы я была счастлива…

Какими бы пылкими ни были чувства этих молодых людей, их поведение служило образцом той не раз осмеянной истины, что страсти не всесильны, что их сила заключается в слабости духа.

— А я, — сказал Даниэл, — я уезжаю, прощайте.

Он встал.