Избранные письма. 1854-1891 - [132]
Читаете ли Вы «Благовест»[815]? Мне его высылают даром, вероятно, по желанию Шарапова, который ко мне благоволит. Не знаю как Вас, а меня этот бешеный панславистический вой раздражает. (…)
Публикуется по автографу (ГБЛ).
225. А. А. ФЕТУ. 12 ноября 1890 г., Оптина Пустынь
Сердце сердцу весть подает, Афанасий Афанасьевич! Я только что собирался Вам послать оттиск моей статьи «Анализ, стиль и веяние»[816] («Русский вестник»), как получил оба тома Ваших интересных воспоминаний[817]. Спасибо Вам, я их, конечно, в «Русском вестнике» читал, но прочесть то же самое в отдельной книге почему-то всегда приятнее и полезнее. Представление о труде в этом виде — яснее, цельнее, «дифференцированнее», если можно так выразиться. Надо ведь сознаться, что не только газеты, но и журналы суть одно из проявлений того «вавилонского» смешения, к которому, по-видимому, неудержимо стремится современное человечество. Они смешивают мысли, путают, затемняют представление. Свои оттиски я опоздал выслать потому, что заказал одному монаху (переплетчику) сброшюровать их, а другому (краснописцу) исправить (экземплярах в 18) опечатки по одному, мною исправленному экземпляру. Ф. Н. Берг недосмотрел, и корректоры напутали много («совершенно»— вместо «современно», «новорожденный глаз», вместо «невооруженный глаз» и т. д.). Бергу, однако, мысль статьи (противу порчи языка) очень нравится, и он хотел позаботиться об особом издании. Не знаю, сдержит ли слово. Русские приятели и единомышленники, Вы знаете, ненадежны! Надежные очень редки!
Соловьев (Владимир) находит большой моей заслугой то, что я отвергаю «гомерический» (это его слово) характер «Войны и мира». Но неужели и были у нас люди, которые уподобляли «Войну и мир» «Илиаде»? Шекспир (как воскликнул Флобер[818]) — я понимаю, но Гомер — это странно. Гомер прежде всего наивен, а у Толстого — никогда наивности и тени ни в чем не было.
Хотя Льва Николаевича за его новейшие проповеди готов бы был сослать в самое суровое заключение и не полагаю даже, чтобы было грехом желать его смерти для пользы истинной религии, но так как статья до этой проповеди мало касается, а трактует о его действительных и незабвенных заслугах, то думаю один экземпляр этих оттисков и ему в Ясную Поляну послать… «Автору, мол, «Войны и мира» и т. п. Но не автору «Моей веры», «Исповеди» и т. д. Тем более, что он у меня Великим постом прошлым был и проспорил очень любезно (и очень беспутно) целых два часа.
С грустью и участием прочел я о том, что Вы, дорогой Афанасий Афанасьевич, жестоко скучаете. Это было видно и из некоторых прежних Ваших писем.
Я верю Вам, я догадываюсь, что это, должно быть, иногда ужасно, вспоминаю при этом две-три эпохи из моей прежней жизни, чтобы уяснить себе Ваше состояние, но личным чувством понять Вас, к счастию своему, не могу. Именно здесь, в Оптиной, именно теперь, эти последние годы, я не знаю, что такое скука! Да и вообще я ее в жизни мало знал, а когда случалось нечто в этом роде, то, понятно, это хуже всего на свете! Послушайте, что я Вам по секрету скажу. Я помню все Ваши беседы хорошо. Раз я, уходя, протянул Вам руку «через порог», Вы отступили и меня заставили вернуться, говоря: «без суеверий нет человека».
Вспомните также, что любимый Вами Шопенгауер верил в колдовство как в особого рода естественный факт.
Итак, послушайтесь моего суеверия и давайте поколдуем вместе.
Вставши утром, каждый день в течение трех, например, месяцев, креститесь на образ и приговаривайте мысленно: «Господи, пошли мне веру в Церковь и загробную жизнь». И больше ничего!.. Придет вера — пройдет старческая скука (или хоть значительно уменьшится).
Я не могу требовать, чтобы Вы сразу стали чувствовать то, что я чувствую, когда читаю или слышу: «Верую во Единого Бога Отца…», «И во Едину Соборную Апостольскую Церковь…», «Чаю воскресения мертвых…» и т. д. Подобною силой внушения я не одарен… Но я прошу Вас допустить сначала, что это особого рода весьма распространенное и миллионам людей доступное колдовство. И этого довольно… В самом решительном согласии на подобный опыт есть уже некоторый оттенок духовного смирения: «Кто знает! Я наверное не знаю! Нечто мистическое и разумом моим я отвергать не могу!» и т. д.
А-в совершенно прав, говоря: «Я хочу верить и буду верить!» «Хочу» и потому стремлюсь; стремлюсь и потому готов и просить Кого-то!.. А этот «Кто-то» сказал: «Просите — и дастся вам; толцыте и отверзится вам».
Не доводам моим слабым подчиняйтесь, а верьте моему личному опыту, точно такому же ровно двадцать лет тому назад на Афоне! Аминь… Помози Вам Господь, а я Вас очень люблю и жалею так, как жалеешь того, которого при этом искренне уважаешь!
Уважающий Вас К. Леонтьев.
Р. S. Мне очень было приятно есть Ваши «бифштексы», но, зная доброту Марьи Петровны[819] и любезность ее, я убежден, что ей угощать меня было еще приятнее, чем мне есть. Будучи осенью этой в Москве и не без хлопот, я позволил себе опять есть мясо, и по бессилию, и во избежание лишних забот об особой пище, которую доставать труднее, но, возвратившись домой, я опять от него отказался, ибо я уже третий год здесь не ем его, по благословению старца, и нахожу в этом маленьком отречении большую «суеверную» отраду.
