Избранные - [9]

Редактор был подлинным «зубром», повидавшим на своем веку множество непризнанных гениев.

— Ну что вам сказать, Андрей Витальевич, — изрек он, достав из стола пухлую папку. — Знакомы мы, почитай, уже лет пять. Рассказы приносили, все надеялись сборничек издать. Мы тогда долго беседовали, и я позволил себе дать вам несколько рекомендаций. С сожалением должен заметить, что вы к ним так и не прислушались.

— Короче, — сказал Ворохов, — если откинуть тонкости восточной дипломатии, вы хотите сообщить, что мой роман отвергнут.

— А вы как думаете? Знаете, Андрей Витальевич, я питаю к вам искреннюю симпатию. Пишете вы хорошо, работаете над фразой, не в пример многим современным авторам. Они ребята простые — «хрясть!», «бум!» да «твою мать!» Но наш бог — спрос. Понимаешь?

— Чего уж тут не понять…

— Раскисать вам не следует, но призадуматься стоит Надо все-таки уважать читателя, не загружать его сверх надобности. Ведь признайтесь, не так-то легко понять что такое вы настучали на своем компьютере! Описания местами просто замечательные, но из одних описаний сюжет не сваришь. Кто ваш герой? Вселенная? Ну, знает ли… Представьте себе, что Толстой заменил Андрея Болконского на звезду спектрального класса М, а Наташу Ростову — на симпатичную комету с клубящимся хвостом. Знакомство происходит на расстоянии в тысячу астрономических единиц, после чего силы гравитации начинают неудержимо притягивать героев друг к другу.

Каково, а? Думаете, хоть кто-то, пребывая в здравом уме, будет это читать? Вы, ничтоже сумняшеся, назвали свой труд романом, однако он никоим образом не укладывается в рамки жанра. Это, конечно, не трактат, но все же нечто такое… научно-популярное. Согласны?

— Позвольте, Михаил Геннадьевич! — не выдержал Ворохов. — Я очень ценю ваше мнение, но продолжаю настаивать на том, что мое произведение — художественное. Это вовсе не пособие по астрономии. Я не претендую на роль реформатора, но многих писателей превозносят именно за то, что они не побоялись ломать жанровые рамки. Скажите, почему у меня героем не может быть сама Вселенная, а ее развитие, восхождение от простого к сложному — сюжетом? Разве невозможно представить себе мироздание как некий гигантский организм, живущий по своим законам?

— Ну-ну-ну! — усмехнулся редактор. — По своему опыту знаю: переубедить автора, искренне считающего себя новым Джойсом или Кафкой, — дело бесполезное. Поэтому взглянем на ваше произведение с другой стороны? На минутку превратитесь в прагматика Как вы думаете, я похож на авантюриста? Нет? Ну спасибо, хоть это признали. А разве издать книгу, которой суждено покрываться пылью на полке в магазине, — это не авантюра?

— Я уверен, что читатели все же найдутся, — упрямо сказал Ворохов.

— Уверенность — штука хорошая, — добродушно произнес Михаил Геннадьевич. — В таком случае вам остается всего ничего: заразить своей убежденностью какого-нибудь состоятельного спонсора. Как только даст деньги — издадим в лучшем виде, хоть с иллюстрациями!

«Зачем я затеял этот идиотский спор? — подумал Ворохов. — По-своему редактор прав. Человек со вкусом, он наверняка страдает, читая проходящие через его руки бестселлеры областного масштаба, которые с завидным постоянством „выпекает“ пара-тройка авторов. Но именно на них и держится издательство. С какой стати оно должно нести убытки?»

— Извините, Михаил Геннадьевич, погорячился, — сказал он, глядя в мудрые глаза редактора, и взял со стола свою папку. — Да, кстати, как там поживает Хованский?

— Прекрасно поживает. Недавно принес новый роман. На этот раз о потусторонних силах. На Землю прибывает сам Сатана, чтобы раньше срока забрать грешную душу одной суперкрасавицы. За барышню вступаются сразу три гарных хлопца — прямо Руслан, Рогдай и Ратмир. Фарлаф, как малопривлекательный трусливый хлюпик, отсутствует. Вся троица, естественно, невероятно накачана и увешана оружием аж до причинных мест. Короче, Князю Тьмы совместными усилиями здорово дают по рогам. Попутно взрываются самолеты, тонут корабли и даже происходит парочка землетрясений. Любопытно, что под конец красотка отвергает всех своих спасителей и вешается на шею одному симпатичному дьяволенку. Ну, каково?

— И вы будете это издавать?

— А как же! Хованский хорошо продается, хотя когда-то, как и вы, безуспешно обивал пороги редакций. Не собираюсь проводить какие-либо аналогии и давать советы, хочу только заметить: жизнь — штука сложная и длинная, а люди склонны меняться. Всегда поступать так, как хочется, редко кому удается. Но все же я надеюсь, что когда-нибудь и вы пополните список наших авторов.

— Да нет, вряд ли. Два Хованских на один областной центр — это уже перебор. Зачем составлять конкуренцию славному парню. Ну что ж… До свидания, Михаил Геннадьевич!

— До свидания, Андрей Витальевич, желаю успеха. — Редактор вздохнул, как будто только что исполнил неприятную обязанность.

Войдя в свой подъезд, Ворохов наконец-то удосужился заглянуть в почтовый ящик. Выгреб накопившуюся за несколько дней пачку рекламных газет и проспектов, машинально переворошил ее и вдруг увидел щегольски глянцевый конверт. Сердце екнуло. Неужели письмо из Москвы? В последнее время редакции столичных изданий крайне редко баловали его ответами — как правило, рукописи словно проваливались в черную дыру.