Избранные эссе 1960-70-х годов - [18]
“Аутодафе” - или “Ослепление”, как назывался роман в оригинале - это рассказ о затворнике, одурманенном книгами простаке, обреченном пройти через все перипетии унижения. Мирный холостяк и признанный китаист профессор Кин уютно размещается в верхнем этаже с двадцатью пятью тысячами своих книг по самым разным предметам, что говорит об уме жадном, ненасытном. Он и знать не знает, до чего чудовищна жизнь, - пока его не отрывают от библиотеки. Филистерство и коварство являются, понятно, в образе женщины - начала, которое олицетворяет в подобной мифологии интеллектуалов полную противоположность духу. Витавший в облаках ученый затворник женится на собственной домработнице - уродине под стать иным образам Георга Гросса или Отто Дикса - и сваливается с небес на землю.
По словам Канетти, сначала (в двадцать четыре года) он задумывал “Аутодафе” как одну из восьми книг: главный герой каждой должен был маниакально воплощать какую-то страсть, а весь цикл носил название “Человеческой комедии помешательств”. Однако, написан был только роман о “книжном черве” (так обозначался Кин в ранних набросках), а, скажем, не о религиозном фанатике, коллекционере или пророке технической цивилизации. Под видом книги о сумасшедшем - разумеется, это гипербола - “Аутодафе” полно расхожих клише об интеллектуалах не от мира сего, с легкостью обводимых вокруг пальца, и расцвечено весьма изобретательными инвективами в адрес женщин. Трудно не видеть в заскоках Кина вариации на тему любимых преувеличений его автора. “Сведение к частному, пусть даже всего и вся, достойно только презрения”, - отмечает Канетти, и подобных киновских признаний в книге “Область человеческого” не сосчитать. Автор снисходительных ремарок о женщинах, в изобилии заготовленных на ее страницах, не исключаю, наслаждался, изобретая детали исступленного киновского женоненавистничества. И невозможно не угадать рабочих привычек самого Канетти в рассказе о диковинном китаисте, поглощенном своим безумным ремеслом и барахтающемся в море собственных маний и всеупорядочивающих схем. В самом деле, мы бы удивились, узнав, что у Канетти нет огромной научной, но не специализированной библиотеки киновских масштабов. Подобная библиотека на имеет ничего общего с книгособирательством, которое незабываемо описал Беньямин и в основе которого - страсть к книге как предмету (к редким книгам, первым изданиям). Это, скорей, опредмеченное наваждение, его идеал - уместить все существующие книги в одной голове, и библиотека здесь - лишь мнемоническая система. Кин у Канетти садится за письменный стол и работает над научной статьей, не перелистав ни единой книги, разве что мысленно.
Безумие Кина описано в “Аутодафе” как три стадии взаимоотношений между “головой” и “миром”: Кин со своими книгами отделен ото всего, как “голова без мира”, его носит по озверевшему городу, как по “миру без головы”, а “мир в голове” доводит героя до самоубийства. Этот язык пригоден не только для обезумевшего книгочея. Позднее Канетти описывает с его помощью самого себя, называя свою жизнь всего лишь отчаянной попыткой “помыслить все разом, как будто оно сошлось в одной голове и, тем самым, снова воссоединилось”, и утверждая теперь ту самую фантазию, которую клеймил когда-то в “Аутодафе”.
Героическая неутолимость из записных книжек Канетти - это та самая цель “познать все”, которую он ставил перед собой в шестнадцать лет и за которую мать, по воспоминаниям в “Языке-освободителе”, назвала его самонадеянным и безответственным. Тяга, домогательство, жажда - формулы самого пылкого и, вместе с тем, совершенно ненасытного отношения к знаниям, к истине; Канетти возвращается во времена, когда не без угрызений совести “изобретал многословные оправдания и причины для покупки книг”. И чем эта ненасытность моложе, тем безогляднее мечты сбросить бремя книг и знаний. “Аутодафе”, в финале которого книгочей уничтожает себя вместе со своей библиотекой, - самая ранняя и жестокая из подобных фантазий. Позже Канетти приходит к более продуманным и осторожным фантазиям об избавлении от бремени. Запись 1951 года: “Его мечта: знать все, что он знает, не зная об этом”.
Опубликованное в 1935 году, вызвавшее хвалебные отзывы Броха, Томаса Манна и других “Аутодафе” - первая книга Канетти (если не считать написанной в 1932-м пьесы) и единственный его роман, плод неистребимой тяги к преувеличениям и зачарованности гротеском, которые в поздних работах выглядят более уравновешенными и куда менее апокалиптическими. “Недреманное ухо” (1974) - как бы предельный дистиллят романного цикла о сумасшедших, задуманного двадцатилетним Канетти. Маленькая книга состоит из кратких очерков о пятидесяти разновидностях мономании, таких героях, как Мертволюб, Разносчик Шуток, Тонкий Нюх, Баболтун, Распорядитель Скорбей, - пятьдесят героев и никакого сюжета. Нескладные имена персонажей говорят о тончайшем понимании автором их чисто литературной природы: Канетти - из тех писателей, кто с позиций моралиста непрестанно допрашивает себя, уместны ли его занятия искусством. “Зная стольких людей, - записывает он несколькими годами раньше, - кажется почти кощунством выдумывать новых”.
