Избранные басни - [3]

Лисе понравился Бобёр!

Лиса ночей не спит: «Уж я ли не хитра?

Уж я ли не ловка к тому же?

Чем я своих подружек хуже?

Мне тоже при себе пора

Иметь Бобра!»

Вот Лисонька моя, охотясь за Бобром,

Знай вертит перед ним хвостом,

Знай шепчет нежные слова

О том о сем…

Седая у Бобра вскружилась голова,

И, потеряв покой и сон,

Свою Бобриху бросил он,

Решив, что для него, Бобра,

Глупа Бобриха и стара…

Спускаясь как-то к водопою,

Окликнул друга старый Ёж:

«Привет, Бобёр! Ну, как живёшь

Ты с этой… как её… С Лисою?»

«Эх, друг! — Бобёр ему в ответ, —

Житья-то у меня и нет!

Лишь утки на уме у ней да куры:

То ужин — там, то здесь — обед!

Из рыжей стала чернобурой!

Ей всё гулять бы да рядиться,

Я — в дом, она, плутовка, — в дверь.

Скажу тебе как зверю зверь:

Поверь,

Сейчас мне в пору хоть топиться!…

Уж я подумывал, признаться,

Назад к себе — домой податься!

Жена простит меня, Бобра, —

Я знаю, как она добра…»

«Беги домой, — заметил Ёж, —

Не то, дружище, пропадёшь!…»

Вот прибежал Бобёр домой:

«Бобриха, двери мне открой!»

А та в ответ: «Не отопру!

Иди к своей Лисе в нору!»

Что делать? Он к Лисе во двор!

Пришёл. А там — другой Бобёр!

***

Смысл басни сей полезен и здоров

Не так для рыжих Лис, как для седых Бобров!

 1945 г.

Волк-травоед

 Вожак воров и сам матёрый вор,

Волк-живодёр

Как избежать облавы ни старался,

А всё ж попался.

Теперь над ним свершится приговор,

Не избежит преступник наказанья!

Свидетели дают

Правдивые, прямые показанья:

«Зарезал здесь овцу, задрал телёнка тут,

А там свалить коня не посчитал за труд…»

Улики налицо. Но судьи ждут,

Что им убийца скажет в оправданье.

«Известно, — начал Волк, — что испокон веков

Всегда травили нас, волков,

И скверные про нас пускали толки.

Заблудится овца у сонных пастухов,

Корова пропадёт, всё виноваты волки!

А волки между тем давным-давно

Не могут видеть кровь, не могут слышать стоны,

На траву перешли и на зерно,

Сменили стол мясной на овощной — зелёный.

А если иногда то там, то тут

Ягнёнка одного, другого задерут,

Так только с целью самообороны…

Надеюсь я на объективный суд!..»

И порешили судьи тут:

Дать Волку выговор и не лишать свободы,

Раз изменился нрав у всей его породы.

Но вот прошли уж годы,

Как огласили этот приговор,

А волки нападают до сих пор

Все на стада, а не на огороды!

 1946 г.

Слон-живописец

Слон-живописец написал пейзаж,

Но раньше, чем послать его на вернисаж,

Он пригласил друзей взглянуть на полотно:

Что, если вдруг не удалось оно?

Вниманием гостей художник наш польщён!

Какую критику сейчас услышит он?

Не будет ли жесток звериный суд?

Низвергнут? Или вознесут? 

Ценители пришли. Картину Слон открыл.

Кто дальше встал, кто подошёл поближе.

«Ну, что же, — начал Крокодил, —

Пейзаж хорош! Но Нила я не вижу…» —

«Что Нила нет, в том нет большой беды! —

Сказал Тюлень. — Но где снега? Где льды?» —

«Позвольте! — удивился Крот. —

Есть кое-что важней, чем лёд!

Забыл художник огород». —

«Хрю-хрю, — прохрюкала Свинья, —

Картина удалась, друзья!

Но с точки зренья нас, свиней,

Должны быть жёлуди на ней».

Все пожеланья принял Слон.

Опять за краски взялся он

И всем друзьям по мере сил

Слоновьей кистью угодил.

Изобразив снега, и лёд,

И Нил, и дуб, и огород,

И даже — мёд!

(На случай, если вдруг Медведь

Придёт картину посмотреть…)

Картина у Слона готова,

Друзей созвал художник снова.

Взглянули гости на пейзаж

И прошептали: «Ералаш!»

***

Мой друг! Не будь таким слоном:

Советам следуй, но с умом!

На всех друзей не угодишь,

Себе же только навредишь.

1945 г. 

Заяц и Черепаха

Однажды где-то под кустом

Свалила Зайца лихорадка.

Болеть, известно, как не сладко:

То бьёт озноб его, то пот с него ручьём,

Он бредит в забытьи, зовёт кого-то в страхе…

Случилось на него наткнуться Черепахе.

Вот Заяц к ней: «Голубушка… воды…

Кружится голова… Нет сил моих подняться,

А тут рукой подать — пруды!»

Как Черепахе было отказаться?..

Вот минул час, за ним пошёл другой,

За третьим начало смеркаться, —

Всё Черепаху ждёт Косой.

Всё нет и нет её. И стал больной ругаться:

«Вот чёртов гребешок! Вот костяная дочь!

Попутал бес просить тебя помочь!

Куда же ты запропастилась?

Глоток воды, поди, уж сутки жду…»

«Ты что ругаешься?» — Трава зашевелилась.

«Ну, наконец, пришла, — вздохнул больной. — явилась!»

«Да нет, Косой, ещё туда-а иду…»

***

Я многих Черепах имею здесь в виду.

Нам помощь скорая подчас нужна в делах,

Но горе, коль она в руках

У Черепах!

 1945 г. 

Иван Иванович заболел…

Иван Иваныч заболел, —

Не потому, что он дурное что-то съел

Иль сквозняком его продуло, —

Но уж едва-едва он привстаёт со стула

И еле-еле руку подаёт,

А многих вообще не узнаёт.

Что спросишь — он в ответ то промычит невнятно,

А то возьмёт да заорёт:

«Я занят! Нет меня! Закройте дверь! Понятно?…»

Жену оставил он. С детьми он не живёт…

Ближайшие друзья ему дают советы:

Один рекомендует спорт,

Другой — поехать на курорт,

А третий — соблюдать диету…

Больному нашему не впрок ни то, ни это!

Но вот

Иван Иваныча взялся лечить народ:

В один прекрасный день его освободили

От всех забот,

Что у бедняги были,

От всех хлопот

И даже от

Автомобиля,

Что день и ночь дежурил у ворот!

И всё пошло наоборот:

Иван Иваныча как будто подменили:

Кого не узнавал — теперь он узнаёт,

Кого не принимал — тех в гости сам зовёт,

С людьми он говорит охотно, просто, внятно,