Избранное - [61]
А я? — я тешусь ванночкой
Без всяких там обид.
Жаль, над моею планочкой
Другой уже прибит.
[1976]
* * *
Я прожил целый день в миру
потустороннем
И бодро крикнул поутру:
— Кого схороним? —
Ответ мне был угрюм и тих:
— Всё — блажь, бравада.
Кого схороним? Нет таких…
— Ну, и не надо!
Не стану дважды я просить,
манить провалом.
Там, кстати, выпить-закусить —
всего навалом.
И я сейчас затосковал,
хоть час оттуда.
Вот где уж истинный провал —
ну просто чудо!
Я сам больной и кочевой,
а побожился —
Вернусь, мол, ждите, ничего,
что я зажился.
Так снова предлагаю вам,
пока не поздно:
— Хотите ли ко всем чертям,
вполне серьёзно? —
Где кровь из вены — как река,
а не водица.
Тем, у кого она жидка,—
там не годится.
И там не нужно ни гроша,—
хоть век поститься!
Живёт там праведна душа,
не тяготится.
Там вход живучим воспрещён,
как посторонним.
Не выдержу — спрошу ещё:
— Кого схороним? —
Зову туда, где благодать
и нет предела…
Никто не хочет умирать,—
такое дело.
И отношение ко мне —
ну, как к пройдохе.
Все стали умники вдвойне
в родной эпохе.
Ну, я согласен: побренчим
спектакль — и тронем.
Ведь никого же не съедим,
а так… схороним.
Ну, почему же все того…
как в рот набрали?
Там встретятся, кто и кого
тогда забрали.
Там этот, с бляхой на груди,—
и тих и скромен.
Таких, как он, там пруд пруди…
Кого схороним?
Кто задаётся — в лак его,
чтоб хрен отпарить!
Там этот… с трубкой… как его?..
Забыл!.. Вот память!..
Скажи-кась, милый человек,
я, может, спутал?
Какой сегодня нынче век?
Какая смута?
Я сам вообще-то костромской,
а мать из Крыма…
Так если бунт у вас какой —
тогда я мимо!
А если нет, тогда ещё
всего два слова:
У нас там траур запрещён.
Нет, честно слово!
А там порядок — первый класс,
глядеть приятно.
И наказание — сейчас
прогнать обратно.
У нас границ не перечесть,
беги — не тронем!
Тут, может быть, евреи есть?
Кого схороним?
В двадцатом веке я. Эва!
Да ну вас к шутам!
Мне нужно в номер двадцать два! —
Лаврентий спутал!
* * *
Я вам расскажу про то, что будет,
Я такие вам открою дали…
Пусть меня историки осудят
За непонимание спирали.
Возвратятся на свои на круги
Ураганы поздно или рано,
И, как сыромятные подпруги,
Льды затянут брюхо океана.
Словно наговоры и наветы,
Землю обволакивают вьюги.
Дуют, дуют северные ветры,
Превращаясь в южные на юге.
Упадут огромной силы токи
Со стальной коломенской версты,
И высоковольтные потоки
Станут током низкой частоты.
И завьются бесом у антенны,
И, пройдя сквозь омы — на реле,
До того ослабнут постепенно,
Что лови их стрелкой на шкале!
В скрипе, стуке, скрежете и гуде
Слышно, как клевещут и судачат.
Если плачут северные люди —
Значит, скоро южные заплачут.
И тогда не орды чингиз-ханов,
И не сабель звон, не конский топот, —
Миллиарды выпитых стаканов
Эту землю грешную затопят.
[1976]
ДВЕ СУДЬБЫ
Жил я славно в первой трети
Двадцать лет на белом свете по учению.
Жил безбедно и при деле,
Плыл, куда глаза глядели, — по течению.
Затрещит в водовороте,
Заскрипит ли в повороте — я не слушаю,
То разуюсь, то обуюсь,
На себя в воде любуюсь, — брагу кушаю.
И пока я наслаждался,
Пал туман, и оказался в гиблом месте я.
И огромная старуха
Хохотнула прямо в ухо, злая бестия!
Я кричу — не слышу крика,
Не вяжу от страха лыка, вижу плохо я,
На ветру меня качает…
«Кто здесь?» — слышу, отвечает: «Я — Нелёгкая!
Брось креститься, причитая!
Не спасёт тебя святая богородица,—
Кто рули да вёсла бросит,
Тех нелёгкая заносит — так уж водится!»
И с одышкой, ожиреньем
Ломит тварь по пням-кореньям тяжкой поступью.
Я впотьмах ищу дорогу,
Но уж брагу — понемногу, только по сту пью.
Вдруг навстречу мне живая
Колченогая Кривая — морда хитрая!
«Не горюй, — кричит, — болезный,
Горемыка мой нетрезвый, — слёзы вытру я!»
Взвыл я, душу разрывая:
«Вывози меня, Кривая! Я — на привязи!
Мне плевать, что кривобока,
Криворука, кривоока, — только вывези!»
Влез на горб к ней с перепугу,
Но Кривая шла по кругу — ноги разные.
Падал я и полз на брюхе,
И хихикали старухи безобразные.
Не до жиру — быть бы живым…
Много горя над обрывом, а в обрыве — зла!
«Слышь, Кривая, четверть ставлю,
Кривизну твою исправлю, раз не вывезла!
И Нелёгкая, маманя!
Хочешь истины в стакане — на лечение?
Тяжело же столько весить,
А хлебнёшь глоточков десять — облегчение!»
И припали две старухи
Ко бутыли медовухи — пьянь с ханыгою.
Я пока за кочки прячусь,
Озираюсь, задом пячусь, с кручи прыгаю.
Огляделся — лодка рядом,
А за мною по корягам, дико охая,
Припустились, подвывая,
Две судьбы мои — Кривая да Нелёгкая.
Грёб до умопомраченья,
Правил против ли теченья, на стремнину ли,—
А Нелегкая с Кривою
От досады с перепою там и сгинули.
[1976]
* * *
Вадиму Туманову
Был побег на рывок —
Наглый, глупый, дневной.
Вологодского с ног
И — вперед головой.
И запрыгали двое,
В такт сопя на бегу,
На виду у конвоя
Да по пояс в снегу.
Положен строй в порядке образцовом,
И взвыла «Дружба» — старая пила,
И осенили знаменьем свинцовым
С очухавшихся вышек три ствола.
Все лежали плашмя,
В снег уткнули носы,
А за нами двумя —
Бесноватые псы.
Девять граммов горячие,
Как вам тесно в стволах!
Мы на мушках корячились,
Словно как на колах.
Нам — добежать до берега, до цели,
Но свыше — с вышек — всё предрешено.
Там у стрелков мы дёргались в прицеле.
Умора просто, до чего смешно.
Роман «Черная свеча», написанный в соавторстве Владимиром Семеновичем Высоцким и Леонидом Мончинским, повествует о проблеме выживания заключенных в зоне, об их сложных взаимоотношениях.
Проза поэта – явление уникальное. Она приоткрывает завесу тайны с замыслов, внутренней жизни поэта, некоторых черт характера. Тем более такого поэта, как Владимир Высоцкий, чья жизнь и творчество оборвались в период расцвета таланта. Как писал И. Бродский: «Неизвестно, насколько проигрывает поэзия от обращения поэта к прозе; достоверно только, что проза от этого сильно выигрывает».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Без свободы я умираю», – говорил Владимир Высоцкий. Свобода – причина его поэзии, хриплого стона, от которого взвывали динамики, в то время когда полагалось молчать. Но глубокая боль его прорывалась сквозь немоту, побеждала страх. Это был голос святой надежды и гордой веры… Столь же необходимых нам и теперь. И всегда.
В этот сборник вошли произведения Высоцкого, относящиеся к самым разным темам, стилям и направлениям его многогранного творчества: от язвительных сатир на безобразие реального мира — до колоритных стилизаций под «блатной фольклор», от надрывной военной лирики — до раздирающей душу лирики любовной.
Можно ли убежать от себя? Куда, и главное — зачем? Может быть вы найдете ответы на эти вопросы в киноповести Леонида Леонова и в балладах Владимира Высоцкого, написанных для одноименного фильма. Иллюстрации В. Смирнова.
Виктор Цой еще при жизни вошел в число так называемых малых богов русского национального пантеона. Наравне с Цветаевой, Пастернаком, Высоцким. Он встал в ряд людей, создавших идеальную версию русской культуры. Это путь поэта, певца. Путь чести. В книге собраны все основные тексты песен Виктора Цоя, а также его совершенно неизвестные произведения, включая черновики и наброски последних песен, написанных в Латвии в августе 1990 года.
Сборник «Материалы по истории песни Великой Отечественной войны» содержит тексты произведений, сложенных в годы войны солдатами и офицерами Советской Армии, партизанами, гражданским населением тыла и прифронтовой полосы. Здесь объединены материалы фронтовой и партизанской художественной самодеятельности, народного творчества и отдельные произведения советских поэтов, прочно вошедшие в устно-поэтический репертуар периода Великой Отечественной войны. Напечатанные в сборнике тексты являются образцами того, что пелось в военные годы в армии, в партизанских отрядах, в тылу.
«Я знала, что многие нам завидуют, еще бы – столько лет вместе. Но если бы они знали, как мы счастливы, нас, наверное, сожгли бы на площади. Каждый день я слышала: „Алка, я тебя люблю!” Я так привыкла к этим словам, что не могу поверить, что никогда (какое слово бесповоротное!) не услышу их снова. Но они звучат в ночи, заставляют меня просыпаться и не оставляют никакой надежды на сон…», – такими словами супруга поэта Алла Киреева предварила настоящий сборник стихов.
Этот сборник – наиболее полная поэтическая летопись Отечественной войны 1812 года, написанная разными поэтами на протяжении XIX века. Среди них Г. Державин и Н. Карамзин, В. Капнист и А. Востоков, А. Пушкин и В. Жуковский, Ф. Глинка и Д. Давыдов, А. Майков и Ф. Тютчев и др.В книгу включены также исторические и солдатские песни, посвященные событиям той войны.Издание приурочено к 200-летнему юбилею победы нашего народа в Отечественной войне 1812 года.Для старшего школьного возраста.
С первых дней боевых операций Краснознаменного Балтийского флота против белофинских банд, поэт-орденоносец Депутат Верховного Совета РСФСР Вас. Лебедев-Кумач несет боевую вахту вместе с краснофлотцами и командирами Балтики.Песня и стих поэта-бойца зовут вперед бесстрашных советских моряков, воспитывают героизм в бойцах и ненависть к заклятым врагам нашей Родины и финляндского народа.С честью выполняют боевой приказ партии и советского правительства славные моряки Балтики.Редакция газеты«Красный Балтийский флот».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.